Пароль: я – Грех. Виталий Константинович Филюшин

полной!

      Я закрыл пятернёй деньги и грозно посмотрел на друга.

      – Никаких «оторвёмся по полной»! Нам крупно не повезло, Алексей! Этот, как ты говоришь, фраерок, хочет, чтобы я ему помог в одном дельце, а потом нас с тобой в расход…

      Цыган изменился на глазах. Его эйфория иссякла, он задумался. И через несколько секунд его глаза вновь горели. Он щёлкнул пальцами.

      – Так это ж нам прёт, Грех! Он хочет, а мы уже знаем – чё хочет. Мы опять снимем с него бабло, когда поможем, а там сами и грохнем. Я даже плачмассовых цветов куплю за его бабло, ему на могилку.

      Вот что у цыгана не отнять – его сложно загнать в тупик, у него всегда найдётся решение, особенно, если это касается денег.

      – Ладно, Лёх, что-нибудь придумаем, но убивать этого гада не будем. Хлопотно это, да и грех большой.

      Согласно кивнув, цыган немедля разложил пачки денег в две одинаковые стопки. Одну из них пододвинул мне, а из другой взял пачку и, распечатав, стал считать купюры. Я недоумённо смотрел на друга.

      – Что ты делаешь? Зачем их пересчитывать?

      Не отрывая взгляд от мелькающих в пальцах купюр, цыган хмыкнул.

      – А вдруг нас лоханули? И, как говорит моя маман, надо, чтобы бабульки привыкли к рукам, тогда другие бабульки станут липнуть к этим. И просто считать бабло клёво!

      21

      …Я проснулся от боли. Мало того, что болели голова и рёбра и было тошно, ещё и подсознательно ощущал сильное беспокойство. Что со мной произошло, я не помнил. Осторожно открыл глаза. Так и есть! Мне было о чём беспокоиться… Я лежал одетым на железной кровати на старом матрасе. Боже, где это я?! С трудом приняв сидячее положение, осмотрел помещение. Небольшая комната, без окон, стены кирпичные, пол бетонный. Из мебели лишь кровать и стул. Имелась и дверь, к которой я и побрёл. То, что она оказалась запертой с другой стороны, меня уже не удивило. Я понял: нас с цыганом похитили и пытали. И у меня сотрясение мозга и память вырубило напрочь. Наверное, кто-то хорошо приложился по голове. На всякий случай я постучал в дверь. С другой стороны послышался неясный шум, а затем знакомый голос друга.

      – Грех, это ты?

      От радости сердце у меня забилось чаще.

      – Лёха, ты жив! Я так рад слышать твой голос! Ты в порядке? Ты один?

      Опять я сначала услышал какие-то звуки и только потом ответ друга:

      – Один я, один, совсем один. Вот только голова раскалывается и наручники не дают встать! Фигово это! Лежу в железе, мыслю о жизни, о любви. Не успел я ещё пожить хорошо, и любить – тоже мало любил…

      Я чувствовал, что у меня от жалости к другу готовы были навернуться слёзы.

      – Ты, Алексей, крепись, мы ещё живы, а значит, есть шанс!

      Я почувствовал, что от меня зависит – останемся ли мы во плоти, или нас убьют. Я повторно осмотрел дверь. Она должна была открываться наружу, это хорошо. Я подскочил к кровати и одним движением скинул раму с сеткой. У меня в руках оказалось грозное оружие в виде железной спинки от кровати. Не долго думая, я с разбега обрушил своё оружие на дверь.