Черные орхидеи. Лана Вейл Гудчайлд

Лерой, внимательно просматривая меню.

      – С удовольствием! – обрадовалась Мейка.

      – А ты, Лекс?

      – А нет там фри? Или крылышек? – с надеждой спросил парень.

      – Ты не в Штатах, юноша! – буркнул месье Даукелс. – И, да, в меню американской еды нет. Вот если бы ты подал документы в колледж США, ел бы, что хотел.

      – Ну, тогда «тарт фламбе», и еще Мейка будет «камамбер».

      – Ой! Точно! – встрепенулась она: как она могла забыть про сыр?!

      – Мейка, – обратился Лерой к девушке, – в прошлом году мы разрешили Лексу попробовать спиртное. В кругу семьи впервые делать это безопаснее. Как на счет тебя?

      «Впервые»… «позволили»… Мейка едва не усмехнулась: уж она-то знала, что Лекс сам себе позволил попробовать спиртное в одиннадцать лет, а в тринадцать вообще напился в хлам, и остался с ночевкой у Франса, у которого в тот день дома была только старенькая бабушка, и некому было уличить ребят в запретном.

      – Эм-м… я не буду, наверное… – неуверенно покачала головой Мейка, хитро глянув на друга. Лекс сразу понял, о чем она подумала, и проворчал:

      – Да брось! С родителями можно. Если опьянеешь, я сам довезу тебя до нашего дома, а Сандрине скажу, что ты останешься со мной с ночевкой. Хотя бы белое вино? Оно слабое, Мейк…

      – Ну, ладно, – сдалась она, подумав: почему бы и нет? В конце концов, ночь она провела отвратительно и могла позволить себе некоторые вольности. Официант в белой накрахмаленной рубашке и черном фартучке принес корзину с нарезанным багетом, белое сухое вино, кувшин с лимонадом на основе мяты и арбузного сока, и хрустальную вазу с сыром «камамбер». Этот сыр Мейка любила за то, что внутри он был сырым, и при нарезании вытекал из твердой корочки, покрытой белой плесенью.

      – А ты знаешь, как еще называют этот сыр? – сощурив глаза, спросил Лекс.

      – Нет. Как?

      – «Запах ног Бога»! – парень взорвался от хохота. Он так ржал, что весь покраснел, а Мейка не удержалась и тоже смеялась.

      – Ну, ты! – фыркнул отец, поморщившись сквозь улыбку. – Мейка, не слушай! Лекс не совсем правильно передал. Во-первых, так назвали не сыр, а только его аромат. Во-вторых, что такого в запахе ног?! Вам, дети, представляется отвратительный запах, в силу поверхностного мышления, но вот сами подумайте: запах не человеческих ног, а Божьих! И потом, чего еще ждать от поэтов-прозаиков?! Навыдумывают, тоже! Любители красивых изречений!

      – Ага! Ну, скажи, ржачно! – заходясь от смеха, часто кивал Лекс.

      Мейка тоже покраснела от смеха, но, сжимая губы, старалась сдерживаться и не хохотать. Вот только Лекс смеялся с таким искренним удовольствием, что у нее ничего не получалось и судорожный смех все же вырывался из груди.

      – Эх, ну что ж с вами делать?! – поднял руки Лерой, решив сдаться.

      – Ну что ты? Пусть веселятся, – пожурила мужа Волфолия.

      Пока Лерой разливал всем белое вино, официант прикатил тележку и аккуратно расставлял блюда на столе. Перед Мейкой базиликом и чесноком благоухали улитки в сливочном соусе.