Страна падонкаф. Вадим Россик

отсутствовал, чаепитие закончилось. Мама унесла чашки на кухню. Мыть-сушить. Лена сложила недоеденные сухарики и сушки в хлебницу. Хлебницу Куролятины держали теперь в комнате. В кухне слишком накладно для семейного бюджета. С некоторых пор Фарида стала путать свою и чужую. А у Баимовых семья большая. Плюс постоянные родственники из области. Тоже люди не богатые. Хлеба все едят много.

      Ссориться с соседями не хотелось. Всё-таки Салават полисмент. Человек со связями. В прошлом году, зимой, с Салавата по пьяному делу сняли шапку. Чуть-чуть не успел до дома дойти. Какие-то нарколыги. Салават же мелкий, да ещё не в мундире был. А шапка хорошая – норковая формовка. Фарида дождалась, пока муж проспится, и, с матюгами, отправила его на поиски. К себе в полицию, правда, Салават не пошёл. Стыдно было перед коллегами. Поговорил с местными жуликами. На следующий день шапку ему вернули. Конечно, другую, плоскую, как блин, из крола, но всё же. Связи! Влияние. С такими людьми кухонные войны лучше не устраивать. Поэтому теперь куролятинская хлебница стояла на столе в комнате. Да оно так и удобнее.

      Вернулся отчим. С пунцовыми пятнами на впалых щеках. Восстал. Заседание в «кабинете» пошло на пользу. Да и на кухне поправил здоровье. Хлопнули с Салаватом по стопарику «Хлебного дара». Соседу сегодня дежурить в ночь. Значит, утром позволено остограммиться. Закусили холодцом.

      – Интересная тема, – дядя Коля поцыкал языком, что-то обдумывая.

      Лена, собирая свой розовый с чёрными вставками рюкзачок, посмотрела на отчима.

      – Вы о чём?

      – Салават говорит, эту школьницу на нашем проспекте задушили. Про которую сейчас в телике говорили.

      Лена замерла.

      – И кто это?

      – Не знаю. Салават не запомнил имени.

      – А кто убийца?

      Отчим хихикнул.

      – Какого-то пацана арестовали. Думают, что эта педовка дискотечная к нему приходила.

      – Зачем ты так про бедную девочку, Николай? – вступилась за жертву зашедшая с полным тазиком Наиля. Она начала развешивать влажное бельё на верёвке, натянутой на двух крючках.

      Дядя Коля легко сморщил лицо. Как пустой целлофановый пакет. На его собственном мимическом языке это означало: «Не учите меня жить. Лучше помогите материально!» Потом усмехнулся и со значением произнёс:

      – Ясно, что схватили первого попавшегося. К бабке не ходи. Они бы лучше к этому придурку из двадцатого дома присмотрелись.

      – А Лябин-то тут при чём? – удивилась Лена.

      Дядя Коля наклонился в её сторону и обдал водочным перегаром, усугублённым запахом холодца с чесноком. Лена машинально отвернула голову. Дыхание спёрло. Ух, крепенько!

      – Вот помяни моё слово – это он! И ту девку возле пляжа он завалил. Выпердыш кровавый.

      – Угомонись. Как тебе не стыдно наговаривать на убогого! – возмутилась Наиля.

      – Ничего себе убогий! Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Нам бы его здоровье. Всю зиму каждый день на морозе по улице шляется и ни одна зараза его не берёт! – запальчиво возразил жене дядя Коля.

      – Не завидуй! – оборвала его Наиля. – Лучше скажи: ты что-то про него знаешь? Или просто так мелешь?

      Дядя