От первого до последнего слова. Татьяна Устинова

вдруг распахнулась, и в нее, не переступая порога, заглянул Ярослав Чермак, издатель. Заглянул, увидел сидящего адвоката и Евгения Ивановича, вставившего губы ему в ухо, и костяшками пальцев легко постучал в дерево.

      – Можно? Или вы еще не закончили?

      – Можно!

      – Нельзя, мы заняты!

      Эти совершенно противоречащие друг другу ответы Глебов и его клиент произнесли хором и уставились на Чермака. Тот подумал немного и зашел в кабинет.

      – Просто вы уже давно совещаетесь, – сказал он весело, повернулся и крикнул в сторону приемной: – Свет, принесите нам всем по рюмке кофе и по шоколадной конфете! А мне еще можно сигарет! Евгений Иванович, дорогой вы мой, простите бога ради, но мне работать надо! Я и так вон директора Рыбинского полиграфкомбината в зимнем саду принимал!

      Чермак говорил, переводя взгляд с одного на другого, и продвигался к своему креслу, на ходу подбирая с полок какие-то бумаги. Обошел стол, уселся и сложил на стеклянной поверхности загорелые ухоженные руки.

      – А Рыбинск, между прочим, нам весь план выпуска продукции завалил, – сказал он, очевидно, первое, что пришло в голову, – и директор в зимнем саду как начал на кактусы с горя кидаться! Еле оттащили! Можно мне немножечко в своем кабинете поработать? Тут и кактусов нету, и спокойней как-то!

      Вошла красавица секретарша, внесла поднос, уставленный крохотными чашками, серебряными сахарницами со щипчиками и вкусно запотевшими бутылочками с минеральной водой.

      Глебову она нравилась – давно! – и поэтому он старался на нее не смотреть.

      Чермак знал, что Глебову она нравится, поэтому пытался занять ее чем-нибудь в непосредственной близости от Глебова.

      – Вам с сахаром, Михаил Алексеевич?

      – Спасибо, я сам положу.

      – Свет, налей ему воды.

      – Спасибо, я сам налью.

      – Свет, тогда разверни ему конфету и засунь в рот.

      – Спасибо, я сам… засуну.

      Тут Глебов вдруг понял, что именно сказал, и покраснел до ушей. Света засуетилась, уронила серебряную ложечку, они вместе нагнулись, чтобы поднять, и получилась мизансцена – как в кино.

      Чермак качался в кресле и наблюдал, совершенно позабыв про писателя Грицука.

      Эта игра и издателя, и адвоката, и даже секретаршу увлекала гораздо больше, чем книга-бомба-шифр, и это было всем понятно.

      – Ну, я пошел, – сообщил Евгений Иванович мрачно.

      – До свидания.

      – Я вам позвоню.

      – Всего хорошего, Евгений Иванович.

      Вот молодежь, подумал писатель мрачно. Ничего святого!.. Даже на рабочем месте, и то!..

      – Мне на какое-то время нужно спрятаться. – Он выпустил последнюю стрелу. – Я опасаюсь мести.

      – Конечно.

      – Да-да, Евгений Иванович.

      – До свидания, Евгений Иванович.

      Писатель помолчал.

      – Я решил лечь в больницу. Что-то желудок пошаливает и… О месте своего пребывания я вам сообщу.

      Он пошел к двери, взяв под мышку свой экземпляр «бомбы», но остановился и спросил у Глебова:

      –