От первого до последнего слова. Татьяна Устинова

в ответ на его грубость улыбнулся тонкой и грустной улыбкой.

      – А ведь я вам не нравлюсь, Михаил Алексеевич, – сказал он печально.

      Глебов мрачно подумал, что почему-то людей подобного рода все время тянет демонстрировать эдакую прозорливость, эдакое знание жизни, в глубину их все тянет-потягивает, на достоевщину!..

      Я, мол, насквозь тебя вижу, и все твои бесы для меня открыты, и ты должен знать, что они для меня как на ладони, – вот такой я тонкий человек, и смотрю я тебе прямо в печенку и селезенку, и ничего ты от меня не скроешь!..

      Впрочем, адвокаты и врачи должны быть беспристрастны! Ничего личного, ничего личного, чтоб ты провалился совсем!..

      – Евгений Иванович, – начал Глебов обычным голосом, не сдобренным кленовым сиропом, – я ваш адвокат и сделаю все для того, чтобы у вас и издательства не возникло… ненужных проблем.

      – Да уж, от проблем вы меня увольте, господин адвокат!

      – Я постараюсь, – повторил Глебов с нажимом и улыбнулся. Расстегнутый портфель он держал за ручку, бумаги выехали из него, угрожая вот-вот вывалиться на ковер. Глебов не обращал на это никакого внимания. – Но это не так просто, как, может быть, вам кажется. На нас подали в суд сразу несколько…

      – На нас – это на кого? – спросил прозорливец с прежней тонкой улыбкой.

      – Лично на вас, как я уже сегодня вам сообщал. И ваше издательство обеспокоено…

      – Ну, проблемы издательства меня не касаются! – вспылил прозорливец. – И если бы вы только знали, молодой человек, куда бы я засунул и издательство, и вас, и этих, что в суд подали, мало бы никому не показалось! Была б на то моя власть и воля!..

      Это означает, быстро подумал Глебов, что сейчас у тебя нет ни воли, ни власти, ведь так? И если ты весь из себя такой умный, сильный и тертый калач, как же у тебя выходит – что на уме, то и на языке?!

      Подумав так, он развеселился.

      Ничего личного, как же!..

      – Да мне только рукой махнуть, и я буду на Багамах, и в гробу я видал суды всякие! – гневался клиент.

      – Ну, пока вы не можете улететь даже в Тамбов, Евгений Иванович.

      – Это вы на подписку о невыезде, что ли, намекаете, господин адвокат?! Да я чихать хотел на эту подписку! Десять и еще один раз! Что мне эта филькина грамота?! Да вы хоть знаете, какие у меня связи?!

      О связях Глебов был отлично осведомлен.

      – А если знаете, так чего вы мне про подписку толкуете?! Я остаюсь, только чтобы весь цирк до конца доглядеть, вдруг еще что-нибудь интересное покажут!

      Глебов поглубже затолкал в портфель бумаги и наконец застегнул его.

      Ты здесь остаешься, потому что деваться тебе некуда, опять подумал он со ржавым мысленным скрежетом. Никто из «старых друзей» не ринулся тебя спасать, никому ты не нужен, и прекрасно знаешь об этом!

      Потенциальный подзащитный пристально посмотрел Глебову в лицо и вдруг сказал плачущим голосом:

      – А если вы не хотите меня защищать, то я скажу, чтоб адвоката мне поменяли! Что это такое?! Я еще должен перед мальчишкой оправдываться!

      Сорокалетний Глебов, выигравший