Это и есть наша жизнь. Андрей Андреевич Томилов

и крепко задремал, трудно переваривая кусок солёного сала с хлебом, которым меня угостил новый знакомый, Лёха. Он разрешил себя так называть, сказав, что мы ягоды, вроде как, с одной грядки, – он вырос в детдоме. И мы с ним, теперь, почти родня.

        Он кормил меня все три дня, пока мы ехали до леспромхоза. Он покупал мне пряники, сладкие, но очень крепкие, пахнущие мышами. Он накрывал меня своей телогрейкой, когда я засыпал. От телогрейки вкусно пахло соляркой и мужским потом.

      В полудрёме мне казалось, что это отец так заботливо укутывает меня. Как хорошо, что я нашёл его. Теперь ничего не страшно.

        Когда Лёха ушёл в какую-то контору, сказав, что сейчас поедем в общагу, я украл его бумажник и удрал, прихватив с собой телогрейку и пачку папирос. Бумажник он всегда бросал в бардачок, после того, как ходил в магазин.

      Сам виноват.

        Сам же говорил: чтобы ехать в Лукоморье, нужны деньги. Там без денег никто на тебя и смотреть не станет.

       Документы и бумажник я выбросил в придорожное болото. А деньги, правда, их там оказалось совсем мало, булки на две хлеба, завернул в тряпицу, вместе с остатками сала, и сунул в карман. Несколько ночей провёл в разрушенных строениях на краю посёлка. Видимо это была промышленная зона, так как вдалеке работали пилорамы, гудели машины, а по ночам всё освещалось электрическими фонарями.

      Однажды удалось подобраться к сторожке, где отдыхали после смены рабочие и украсть две котомки с продуктами и сладким чаем. Наелся от пуза. Стало понятно, что жить можно и не работая. Просто нужно быть ловким и смелым.

        Через много дней скитаний, я оказался в каком-то посёлке, на берегу широкой, но довольно спокойной реки. За рекой виднелся лес. Откуда-то с низовьев, из-за мыса, иногда доносились басовитые гудки. Я понял, что это пароходы.

         В Лукоморье тоже есть пароходы. Красивые и с парусами. Заронил-таки Лёха в мою мечущуюся душу мечту под названием «Лукоморье».

         Бродил по улицам, в поисках хоть какой-то еды. Посёлок рыбачий, и в некоторых дворах сушилась рыба. Прислонившись к забору, убедился, что никого поблизости нет. Перемахнул и стал торопливо срывать рыбёшек, совать их за ворот.

         Двое пацанов, чуть постарше, налетели на меня, свалили с ног и стали бить, куда попало. Потом, отринув, начали пинать. Я прикрывал голову и громко ревел. Били меня уже не первый раз, и я знал, как надо себя вести.

      Сначала катался, кричал, потом резко замолчал, раскинул руки и закрыл глаза. Пацаны сразу прекратили драться.

      – Мы убили его?

      – Может сам помер, с голоду.

      – Надо его на улицу выкинуть, пусть там помирает.

      Они схватили меня за ноги и выволокли через калитку. Один выдернул из моих штанов рубаху, и вытряхнул рыбёшек, собрал.

      – Пошли отсюда, пока никто не заметил.

      Калитка снова брякнула, я приоткрыл глаза. Никого не было. Вскочил и бросился в сторону реки.

        На берегу было много лодок. Столкнув крайнюю, я заскочил в неё и стал лихорадочно отталкиваться от берега. Когда течение подхватило