Посылка для капитана. Павел Сергеевич Гришин

чем вы говорите, – тихо отозвался Женька. – Помнится, у деда была тележка, но я давно её не видел, даже не помню, какая она из себя.

      Старый урка тяжело поднялся со стула и медленно направился на выход.

      – Только не до смерти, – обронил он на ходу джинсовому.

      Парень подошел к Женьке совсем близко, дыхнул чем-то прокисшим, скривился в щербатой ухмылке гнилыми зубами.

      – Ну, как? До трех считать или сразу скажешь?

      – А что вы хотите услышать?

      Первый удар пришелся в солнечное сплетение.

      Женька согнулся от боли, дыхание куда-то пропало, надо было сжаться посильней, но удар снизу коленкой прямо в лицо опрокинул его на пол.

      Захлебываясь кровью, бегущей из разбитого всмятку носа, Женька катался по грязному полу, пытаясь увернуться от ударов, который наносил ногами парень в кожаном жилете на голое тело.

      Увернуться не получалось, носком ботинка попадало и по почкам, и по ребрам, и опять по лицу. Женька устал сопротивляться и замер, но и парень, похоже, не был готов к таким физическим упражнениям, он сильно дышал, часто сплевывая на пол тягучей коричневатой слюной, похоже, у него кровоточили десны.

      – Хрен с тобой, сука, жить захочешь – скажешь, иначе совсем убью.

      Тяжело отдуваясь, парень присел на стул.

      Крови натекло много, и Женька лежал лицом в теплой, липкой луже. В глазах было темно, все тело горело острой болью, и уже ничего не хотелось, только, чтобы оставили в покое.

      Стукнула входная дверь, но ему показалось, что она где-то очень далеко отсюда, звук доходил, как через вату.

      Сквозь чуть приоткрытые щелки заплывших глаз он увидел Бугра, который что-то втолковывал молодому. Женька не мог разобрать слов, хоть пара и рядом стояла. Потом острая боль снова пронзила все тело, когда его взяли за руки, за ноги и бросили на тюфяк. Сухая, острая солома колола избитое тела, но изменить положение не было сил. Очень хотелось пить. Просто невыносимо хотелось пить.

      Женька не понимал, какое сейчас время суток, который час, и вообще, жив ли он? Судя по боли, которая лишь слегка утихла, получалось, что живой. Пока живой. И лишь одна мысль в воспаленном мозгу: кто такие эти двое, откуда узнали про деда и его тайну?

      Когда Женька в очередной раз чуть приоткрыл глаза, не понимая, зачем он это делает, не все ли равно ему теперь, в комнате никого не было.

      Неужели ушли? Что говорил старый сиплый урка парню в кожаном жилете?

      А если они нашли лаз, а в нем тележку с железным ящиком?

      А если не нашли и, вряд ли, найдут?

      Про тайник никто кроме деда не знал, а если и знал один человек, то его расстреляли в сорок пятом. Всех расстреляли, кого на этой хате повязали. Всех изменников, дезертиров, предателей.

      Стоп! Парень сказал, что разговаривал по поводу тележки с какой-то теткой, и, как раз, пришел только что откуда то.

      Значит, это поселок! Значит, я где-то рядом с домом деда, и эти бандюки постоянно отлучаются, чтобы найти то, что они хотят найти.

      Женьке показалось, что он спит, и рассуждает сам с собою во сне, или говорит с кем-то, поэтому не удивился,