Дикий голубь. Юрий Валентинович Курин

нахамивший взрослым и удаляющийся с высоко поднятой головой. Сейчас он должен обернуться и послать плевок, сжатыми губами… и усмешка. Ни того, ни другого. Коля скрылся в тени первого корпуса, оставив только еле заметный дымок от прикуренной им сигареты.

      Красная точка в темном, как в недоступном, писала: "Отвянь!"

      –Бросишь тут курить. Щенок!– Олег говорил сам себе, но сам хотел, чтобы его кто-то да подслушал, помог. Ну или хотя бы подсказал как правильно.– С детьми наверно люди так не тискаются, как я с младшим братом! Чёрт какой-то, а не дитя!!! Дитя,– громко усмехается,– дитя, которому пошёл уже третий десяток.– Он уже достал сигарету и стал мять её в руке.

      –Не я твой папа! Чёрт…– Выдох как перед сном. Осталось только глаза закрыть и впасть в забвение.

      Он снова впал в задумчивость, устремив взор куда-то в чёрную точку. Выросли-то они без отца, Коля его и не помнил вовсе. Вот и был Олег ему и за старшего брата, и за папку, в одном лице. Он с ним находился везде и всегда, был опорой и заступником, помощником и учителем жизни. А когда повзрослели, будто чужие стали. Что-то Олег в нём упустил, чему-то недоучил, что вместо благодарности и уважения, идиотские выходки и наглые оговорки. И чем дальше, тем хуже. Словно, пока он находился в армии, Колю как подменили…

      Телевизор всё ещё трещал; Олег резко направился к нему и дёрнул вилку из розетки. Ему хотелось ещё что-нибудь сделать, но вдруг понял, что и то, что делает, лишнее, совершенно не нужное действо. Застыв на месте ощутил жар и капли пота на лице. Жужжащая муха яростно билась в стекло лампочки, подбираясь к свету с разных сторон, но чем сильнее она билась, тем ниже она падала. И несколько раз шлёпалась о пол. Назойливость её вновь поднимала к горящей лампочке и всё повторялось по-новой, пока она не обожглась и громко не плюхнулась уже на стол, мёртвая.

      Нирвана погружала его глубже; тело отделялось от духа, но погружение получалось каким-то абсурдным, скомканным, словно по кускам разрывалось и подавалось на стол для приёма внутрь… И он лепил его по памяти, только хотел сделать немного лучше, пластичней, по-своему вкусу.

      И получалось…

      Олег недолго был в задумчивости; вывел его из нирваны звук подъезжающей машины. То была хозяйка фермы – Антонина Сергеевна, тридцатипятилетняя бизнесвумен, широко шагающая по жизни женщина и просто красавица.

      Олег убрал сигарету обратно в пачку и направился к выходу навстречу машине.

      Антонина Сергеевна для Олега Фёдорова – это особый, даже особенный объект для высоких и чистых проявлений чувств, такого правильного и всегда кажущегося неземного состояния, когда не можешь смотреть на кого-то, мягко сказать, равнодушно. При виде этой женщины, у Олега в груди трепетали друг о друга крылашки и слышал их мог только он. В эти минуты он забывал о брате, о проблемах на ферме и даже о том, кто он.

      Ярко-серебристый джип японского производства остановился прямо перед сторожкой. Из машины вышла очень красивая женщина; для шикарности нужна была другая обстановка, но со временем она и это перешагнёт. На вид ей можно дать намного меньше лет, чем ей было по-настоящему.