Фантазии во сне и наяву. Повести и рассказы. Валентина Нестерова

ушная раковина вверху шире, внешний ободок рельефен. Носители деревянных ушей отличаются артистическими и художественными талантами, как правило, добиваются славы, – утешительно улыбнулась Валерия.

      – То-то, я смотрю, ты тоже слегка лопоухая, – неуклюже закодировал комплимент он.

      – И трусливая, – призналась она.

      – Отец говорил: страх отступает, когда ему предлагают роль стимула, – в один шаг оказался рядом с ней Игорь, оглядел карандашный набросок, одобрительно кивнул, – ну, здравствуй, моё второе «Я»! Наложим грим, и хоть на сцену. Кстати, – деловито уточнил, – ты краски разводишь водой и белым вином?

      – Иногда вином, у бабушки в серванте стоит бутылка.

      «Дороги назад нет!» – отважно вздохнула Валерия.

      Дальше всё было как во сне…

      Сухой Рислинг пришёлся краскам по вкусу.

      Она взяла с полки заветную баночку, та выскользнула из рук, упала, покатилась.

      Она решила: это знак, отец сердится…

      7

      Игорь не узнавал себя.

      Ещё вчера он был сам по себе.

      Один на один со своими мыслями, чувствами, эмоциями.

      А сегодня…

      Разлука кончилась.

      Отчаяние Леры, когда злополучная банка выскользнула из её рук, вмиг стало его отчаянием: и он упал, и стал ползать на коленях, чтобы вернуть отцовский дар.

      Естественно, во время поиска волшебной мастики, он дал себе команду запомнить и при удобном случае перед зеркалом сыграть смену чувств: от страха к отчаянию!

      Но это… профессия, ничего личного.

      А потом, когда он возвращал банку-беглянку…

      Её руки, будто она только что играла в снежки!

      И он дыханием своим её ледышки отогрел.

      И знак падения банки истолковал позитивно: а как иначе твой отец мог сказать, что он рядом и, если надо, подскажет, поможет…

      И мысленно помолился, чтобы у неё всё получилось.

      И любовался её легкокрылыми пальцами, нектаром акварели оживляющими его карандашный портрет.

      И её пение завораживало…

      Мелодия рождалась в муках, звуки знакомились, творили созвучия…

      Голосовые связки то замирали, то нарушали границы вокала…

      А в его памяти, нарушая границы времени, выплыла картинка их детской встречи, когда Лера на сценическом камне нарисовала ярко-жёлтое конопатое солнце.

      Его родители потеряли дар речи.

      А её отец со словами: солнышко моё! красным фломастером обвёл творение дочери контуром сердца.

      Дома по поводу неуместного граффити случилась полемика.

      «Поощрять хулиганство – для ребёнка вредно!..»

      «Вседозволенность – яд!»

      «Наказать…»

      «Неповадно…»

      Слова были мутными, родители чужими.

      Он испугался, заплакал.

      Мама опомнилась первой, зацеловала, заявила: любовь превыше всего.

      – Зло заземляет, – вслед остыл и отец.

      – Лера хорошая, – успокаиваясь,