Три холма, охраняющие край света. Михаил Успенский

Это что за гадость? – ужаснулся сеньор Понсиано.

      – Это которые видят в темноте, – объяснил сэр Теренс.

      – Ага… А этих… никталопов… их в Англии ставят на полицейский учёт?

      – Вряд ли. Они же не дальтоники.

      – Ну, тогда всё обошлось. Разве что в холле у выхода поглядеть… Но на что там глядеть? Там нынче только детские рисунки – кстати, с вашей, сеньорита, родины…

      – Да вы что? – воскликнула Леди. – Вот не знала… Дюк, пошли!

      В холле обычно выставляли (совершенно бесплатно) местных примитивистов, безнадёжных реалистов да вот такие, как сейчас, трогательные ребячьи почеркушки – «Дети мира против глобального потепления», «Дети мира против трансгенной порнографии», «Дети мира против Ста Сказок Мадонны», против старения и приапизма, против абортов и перенаселения, против виртуальных продуктов и повышения учётной ставки…

      Нынешняя выставка, однако, носила название «Дети России рисуют свою малую родину».

      – Глупости, дорогая! Что там смотреть? Ну, мило… Не более того…

      За долгие годы своего безнадёжного ухаживания мрачный шотландец так и не научился простому приёму: не настаивать на том, что Лидочка Туркова, по его мнению, делать не должна. Ну и добился:

      – Гуленьки тебе! У меня, может, припадок ностальгии!

      Рисунков было около сотни, и об их-то сохранности беспокоились менее всего – пост охраны рядом, да и кому придёт в голову тырить весёлые картинки?

      Русские дети рисовали и свои родные типовые коробки, и ограждённые кирпичными стенами пылающие барские особняки, и ветхие крестьянские подворья, и заливные луга средней полосы с табличками «Частное владение», и саха линские сопки, утыканные нефтяными вышками, и степи в тюльпанах и терриконах, и тундру с оленями, запряжёнными в крошечные «Вольво Арктик», и памятники на площадях, тычущие пальцами в разные стороны, и берёзку, и рябину, и куст ракиты над рекой, и самолёты с кораблями, и тайгу с китайскими лесорубами, и собачек с кошечками, и орлов на кремлёвских башнях, и папу с кейсом, и маму с коровкой, и школу с огромной училкой, и Ваню Золотарёва, с которым я опять помирился, и Веру Титову, мою лучшую подругу, и Пушкина с котом учёным и русалкой на ветвях, и много чего ещё.

      – Видишь, цвета какие? В пять-то лет! Лох цепенеет! Только бы ему толковый учитель попался… Вот нигилистка юная – какого кадавра из лучшей подруги заделала! Да, Терри, ваши так не могут. У вас всё по самоучителям – как нарисовать лошадь, как нарисовать дракона… Так, а этого котика я, пожалуй, скопирую, пригодится для панно… Ну и что же, что с одним глазом? Может, просто он пиратский котик… Вот молодец! Пальчиками, пальчиками, а что это у нас? А, это мы с папой в пейнтбол играем! Прямо Петров-Водкин, «Смерть комиссара», ты не находишь? Хорошо, что подписи есть, с бодуна и не догадаешься… Я тоже в пятом классе забабахала инсталляцию из старых фоток… Из вирированных… Не поверишь, в натуральном мусоре копалась! Тогда как раз деревянные дома сносили, много всякого добра выкидывали… А это как понимать? Нашла! Я бы, да не нашла! Дюк, зови