Белый цветок. Николай Старообрядцев

не требует серьёзного отношения, – достаточно ли я дисциплинирован, чтобы достичь кантовской чистоты мышления?

      Увидев, что я перестал поедать картофель, Алексей встал и, в один миг преодолев короткое расстояние от кресла до двери, вышел из комнаты. Через минуту он снова появился, держа в руке горячий закопчённый чайник.

      Стали пить чай. Чтобы не обжечься и не опрокинуть горячий стакан, я сутулился, опускал голову, приникал губами к краешку стакана и кончиками пальцев наклонял его так, чтобы горячий чай понемногу втекал мне в рот. Алексей же, предусмотрительно спрятав руку в рукав свитера и обхватив свой стакан уже защищёнными пальцами, быстро отнёс и поставил его на свой табурет, сам сел и откинулся в кресле, вознамерившись дождаться, пока чай остынет до желаемой температуры.

      – Варёный картофель – это тяжкая плоть философа, его бренность – трубка и трость. Чай – это его идеи, со временем бледнеющие и теряющие вязкую горечь, но обретающие чистоту и тошнотворный привкус истины, – продекламировал я, опьянев и обнаглев от разливающегося по телу дурманящего сока тёплой пищи, патетически воздев руку и направив взор в несуществующую даль. Эта неожиданная тирада, единственной целью которой, казалось, могло быть только резкое пресечение слишком высоко заданного тона беседы, на самом деле имела целью раззадорить рассказчика и заставить его выложить все припасённые для меня козыри разом.

9

      – Кант мимоходом высказал одну мысль, до смешного простую, но несущую в себе губительные и душераздирающие последствия, – Алексей взял угасшую трубку с блюдца из давно уже погибшего сервиза, которое было предусмотрено им специально для трубки и стояло на его табурете, и начал с помощью спички выковыривать содержимое трубки на блюдце, одновременно продолжая говорить, но голосом уже более тихим – таким, будто он предназначался не моему уху, а чёрному отверстию трубки. – Конструкция человеческого знания организована так, что одно умозаключение вытекает из другого, порой гипотетического, и в том случае, если где-то при постройке этой конструкции использовалась гипотеза, являющаяся в действительности ложью, то и вся конструкция теряет свой смысл и обращается в ложь. И губительность этой мысли в том, что чем глубже копаешь и пристальнее рассматриваешь корень любого логически обустроенного учения, тем яростнее в душе начинает произрастать подозрение, что само мышление абсолютно неприемлемо, как метод отыскания истины, и его результатом может быть только тупик.

      – Пару дней назад, – Алексей достал из кармана брюк старинный кисет, расшитый золотыми нитками. То был один из редких предметов, с которыми он, при всём своём презрении к вещам, не расставался. Эти предметы, предполагаю, имели для него более мемориальный, нежели функциональный смысл, – когда я обдумывал эту самую мысль, меня посетила идея, которую я планирую довести до системы, ставящей под сомнение все прочие концепции и теории, написанные поныне.

      Развязав