Наш дом. Луиза Кэндлиш

на месте аварии; в данный момент мы пытаемся определить ее местонахождение.

      Первая мысль: «фольксваген» или «ауди» темного цвета. Ну все, меня видели, меня посадят.

      Жизнь кончена.

      Я едва не закричал от ужаса и лишь нечеловеческим усилием воли сумел взять себя в руки.

      Так, спокойно.

      Явного опознания пока не было, приблизительное, да и то издалека.

      По дорогам Британии ездят сотни тысяч темных «фольксвагенов» и «ауди». Черный вообще один из самых популярных цветов.

      Потом (и только потом, к моему стыду): «борются за жизнь» – что это значит? Господи, пусть это будет стандартное газетное клише – журналисты ведь любят раздувать из мухи слона, а на самом деле там пара сломанных ребер.

      И возвращаясь к машинам: «тойоту» вообще не упомянули, обидно! С другой стороны, погодите-ка… А ведь это хорошие новости! Если того урода найдут, он опознает не только марку машины, но и меня в лицо. Нет, пусть лучше остается в тени.

      Так, дальше: камеры. На Сильвер-роуд их нет, это хорошо. Газетчики приучили нас думать, что камеры буквально на каждом углу, что мы находимся под неустанным наблюдением властей, не говоря уже друг о друге. Покинув место аварии, я долго петлял зигзагами по жилым районам, избегая магазинов, кафе и прочих публичных мест, где могли висеть камеры. Интересно, а на остановках они бывают? А на частной территории? А у полиции есть доступ к спутникам?

      Ну все, началась паранойя…

      А судмедэксперты? Вдруг на машине остались следы краски или пыли с того «фиата»? Если заехать на автомойку, это вызовет подозрения? А у них там есть камеры? Наверняка. Если помыть самому, соседи запомнят, даже отметят как необычное поведение («Да, бывает, некоторые моют машины по выходным, но чтобы Брам вдруг, ни с того ни с сего…»). А следователи как раз ищут необычные детали, не вписывающиеся в повседневность. Сломанные шаблоны и тому подобное.

      Все эти мысли пронеслись у меня в голове за пару минут. Так и рехнуться недолго…

«Рассказ Фии» > 01:00:14

      Я хорошо помню то воскресенье, но это не связано с Брамом. Вернувшись из Брайтона в субботу вечером, я сразу улеглась в постель с книгой, а утром пошла на пилатес – впервые за долгие годы. Шагая по улице с рюкзаком и бутылкой воды, я чувствовала себя актрисой, играющей роль бездетной хозяйки своей судьбы, и представляла, как буду в понедельник рассказывать об этом коллегам, особенно молодым, вроде Клары; порой, когда я излагала подробности выходных с детьми, у нее появлялась такая натянутая улыбка.

      Уже на выходе я бросила взгляд на стеклянную стену, отделяющую фойе от зала, и заметила знакомую фигуру: Мерль. Начиналась йога, она немного опоздала и теперь стояла, прикидывая, где бы расстелить коврик. Надо же! Она всегда казалась уверенной в себе, но в тот момент выглядела такой… не знаю, беззащитной, что ли.

      Вроде только вчера мы высмеивали «йожиков» и прочих фитоняшек Элдер-Райз. Заняться им больше нечем, хихикали мы; разве Эммелин Панкхерст[3] заботилась о мышечном тонусе?

      И что теперь?

3

Эммелин Панкхерст (1858–1928) – лидер британского движения суфражисток.