Творения. Том 3: Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова. Преподобный Феодор Студит

время сияющим на престоле!

      О том, как ныне взволнована и охвачена пламенем наша Церковь, долго рассказывать вследствие многообразия нечестия. Божественные алтари уничтожаются; священные храмы, лишенные икон, теряют свое благолепие; почти всякая душа преклонилась, дав расписку нечестивым; только немногие борются, и они, словно в огне, пытаемы бедствиями; из епископов поскользнулись Смирнский (231) и Херсонесский, из игуменов – Хрисопольский, монастыря Диева, Хоры и почти все столичные; держатся, по милости Христовой, вифинские. Молись, отец, о том, чтобы они с нами, смиренными, держались до конца. Из мирского чина никто не устоял, кроме Пиксиминита, который по бичевании сослан; из клириков – дивный Григорий, по прозвищу Кентрокукур[602]; а игумений – около шести, которые и заключены по монастырям.

      <p. 35> Я обращаюсь к безусловности твоей заповеди. То, что ты, отец, заповедал обо мне, какое имеет отношение к моей степени и текущей нужде? Я могу обращаться тайно, и то лишь к близким друзьям. Всем страшно, а особенно мне, грешному, как бы всё не стало известно правителю. Хотя я и сослан в Анатоликон, гнев на меня, жалкого, у кесаря немалый, особенно раздраженный доносами. Он повелевает мне молчать и запрещает учить, а я без стеснений отвергаю это и всё резче возражаю. За это [мне присуждено] бичевание, хотя я и избег его благодаря стыду и благочестию палача[603] (πλήκτορος); за это мои служители ограблены вплоть до книжек, какие они имели. Я недоумеваю, как при таких обстоятельствах я мог бы исполнить что-нибудь из твоих приказаний. Прости моему смирению, хотя это дело и блаженное. Не буду прибавлять, что бедствие голода здесь таково же, как и там. Впрочем, положившись на одно лицо, я послал письмо; если что-нибудь случится с письмом, сообщит посланный.

      Итак, молись о чаде своем, чтобы оно шествовало по стопам твоей святости.

      113. К патрицию <42>[604]

      (232) Считая себя обязанным твоему преславному великородию, я решил теперь обратиться к тебе, желанному, не только с устным, но и письменным приветствием. Хотя обстоятельства и не позволяют выдавать чужим тайну, но не мешает [сообщить это] вам, моим родным, ибо вы – мои господа и близкие по крови. Отсюда и наша любовь, не столько в силу родства, сколько [ввиду] добродетельного духа. Ведь [у меня] есть и другие родственники, но они не так мне любезны, чтобы обмениваться с ними письмами. Хотя я и грешен, однако сильно желаю вам спасения и здравия, телесного и душевного. Это я говорю ввиду наставшей ереси и душетленного заблуждения, чтобы даже без пастыря ты соблюл, богобоязненный мой господин, себя со всем своим домом. Гнев Господень начался со строптивой Византиды, <p. 36> поскольку она издревле привыкла отвергать всё, что о Господе, и уже огонь занялся повсюду. Блажен разумевающий и не задетый пламенем!

      Ведь если Христос стал ради нас нищ и беден, как же могут быть не приложимы к Нему признаки бедности, то есть цвет, осязаемость, тело, вследствие которых и в которых [заключается] описуемость? Итак, человече Божий, не исповедующие описуемости

602

Этому клирику адресовано одно из посланий преп. Феодора (163). – Ред.

603

Имеется в виду мандатор Никита (см. письмо 139). – Ред.

604

Письмо датируется 815–818 гг. Адресатом является, вероятно, родственник преп. Феодора – патриций Никита или его брат. – Ред.