Странности. ЛисА

не думал надевать шляпу, любовался ей, чуть сузив выпученные глаза.

      Можно было подойти поближе, спрятавшись за небольшой выступ стены, чтобы видеть и слушать получше, что и было сделано сию же секунду. Тихонечко, буквально на цыпочках прокрасться за выступ и выглянув немного из-за стены – не так сложно, как может показаться. И никто не заметил.

      Выглянув совсем немного из своего укрытия, мальчик прислушался к резким словам, вырывающимся у смешного взрослого.

      – У-у! Как же плохо! Очень-очень-при очень плохо! Нельзя так, – погрозил смешной взрослый пальцем молчавшей шляпе, внимательно выслушивающей все предназначенные для нее ругательства. – Не исчезай вот так просто!

      Никто не ущемлял прав шляпы, их было у нее очень много. Она имела право сидеть на голове, а еще быть вычищенной до блеска и натертой специальным средством и выделенной для этого тряпочкой.

      И это еще не все!

      Никто не садился на нее, подавляя волю, не оставлял без присмотра и всегда она вешалась на одно и тоже место. Чудеснейшая шляпа, знающая, для чего именно предназначена и как важна для хозяина. И дома и на улице он ходил в ней, и даже при встрече с другими людьми почти никогда не снимал.

      – Почему же ты не любишь слушаться?

      Большой цилиндр молчал. Хорошо воспитанные шляпы, котелки, панамки, береты, а также цилиндры, ну и вся остальная братия, никогда ничего не скажут просто так, зазря, такого правило. Никто и никогда не слышал даже словечка от беретов, шапок, шляп, а все, потому что знают они, что говорить головным уборам – не красиво. Вот украшать голову собой – другое дело!

      Пошевелив впечатлительными густыми и очень длинными усами, мужчина легко надел головной убор, удовлетворенный профилактической беседой с ней. Сколько он живет с этим цилиндром, а привыкнуть к его любопытству не может.

      Все-то знать нужно, все рассмотреть.

      Перехватил длинную деревянную трость, до этого висевшую на сгибе локтя и резко повернув голову вправо, странный человек широко улыбнулся, обнажая десна и крепкие зубы, и указал тростью на место, где спрятался тот, кого он поджидал с самого утра.

      – А вот и вы! Ну, сколько можно! Так трудно дышать здесь, слишком, слишком много свежего воздуха, – широкой походкой направился к ребенку мужчина, напоминающий собой рыбу на ножках. Серебристо-серый костюм только усиливал похожесть на огромного карпа или неведомого науке сома, который каким-то образом выбрался на берег. – Дышать уже невозможно, карасик мой ненаглядный. Жду павлина, второго, а вас все нет и нет никого, – подходил он все ближе. – Как можно скорее нужно отправиться домой. Вы голодны! Нам нужно заморить червячка, а лучше двух!

      Стоило возразить, что нет, вовсе не голоден, его кормила мама утром, но невозможно было и рта раскрыть.

      Мальчик скривился, он никогда их не пробовал и не думал, что они вкуснее, чем сладкий пирожок. Червячков ведь обычно кушают птички и рыбки, а не маленькие детки. В испуге и недопонимании мальчик смотрел на человека, как самая настоящая