Мы будем вместе. Письма с той войны. Гавриил Яковлевич Кротов

проводил в читальне.

      Однажды ко мне подсела работница читальни Гостева.

      – Кем вы работаете?

      – А там, в абонементной карточке указано.

      – Во-первых, так невежливо, а во-вторых, я боюсь за вашу систему читать книги.

      Как она втянула меня в разговор?.. Но мы сделались друзьями. С ней я делился впечатлениями, она меня познакомила с А. С. Белениновым.

      Незаметненький старичок с вечно молодой душой, он стал мне другом и учителем.

      Когда он прослушал мою «Мать» (биографическая вещь), он спросил:

      – Сколько вам лет? Пятнадцать. Великолепно. Пишите. И вот вам моя рука – из вас будет неплохой журналист. (Утешил!) Тут же он безжалостно разбил мою «Мать» на мелкие части, которые оказались хламом, собранным в нелепую систему, и заставил рассказать устно мысль.

      Нечаянно слава (популярность местного масштаба, которую я принял за славу) озарила меня.

      Я работал уже воспитателем и вожатым детколонии, вошёл в члены бюро райкома.

      Был 1927 год. Безработица, НЭП, есенинщина.

      На бюро райкома разбирали дело о бытовом поведении Н. Обвинив её в проституции, её исключили. Мой протест, и ещё одного, потонули в море презрения. Помню, меня трясла малярия – я ушёл на двор, лёг на смолистые доски и решил написать в стенгазету:

      Только спустится солнце – и с грустью она

      На крыльце о былом вспоминает,

      А на небе с насмешкою смотрит луна,

      Караульщик лениво шагает.

      Так недавно она в комсомоле была,

      В районе работала дружно,

      А в райкоме примерной и честной слыла,

      А теперь… теперь стала ненужной.

      У родных кое-как по-собачьи жила,

      Все работу искать посылали,

      А когда услыхали, что «нет, не нашла»,

      Как чужую, из дома прогнали.

      Обратилась в ячейку – нельзя ль, мол, помочь?

      Ей в ячейке работы не дали.

      И затмилася жизнь молодая, как ночь,

      И с тех пор её редко видали.

      Вспоминает она, как она продалась,

      Как она в этот омут спустилась.

      Перед вами она – словно спать собралась

      Мёртвым сном – до поры износилась.

      Вот вчера на бюро разбирали дела,

      Так её для допроса призвали.

      Безбоязненно нервнобольною пришла,

      А её проституткой назвали…

      И т. д.

      Поместили в стенгазету, а девчата чуть не разнесли райком. Булатов ругался:

      – Дёрнул чёрт тебя цицеронить.

      Слабенькая вещь, но по тому времени, моему возрасту и соцположению она казалась острой.

      Продолжение следует.

      Перешёл на работу в школу преподавателем ИЗО

      (без даты)

      Поощрённый успехом (о мёд славы!), я разразился залпом кабацких стихов. Тогда модно было петь о…

      …Скучно мне в омуте жутком

      Завершать свой недолгий путь.

      Я