Люблю товарищей моих. Борис Гасс

мальчик.

      Поставлю я твои подснежники в стакан —

      и коренастые их стебли обрастут

      серебряными пузырьками.

      Но, видишь ли,

      И ты меня разлюбишь.

      И, победив себя,

      ты будешь говорить со мной надменно,

      как будто победил меня.

      А я пойду по улице, по улице…

      ^{Автограф стихотворения Б. Ахмадулиной «Пятнадцать мальчиков».}

      О том Беллином приезде у меня осталось очень мало воспоминаний. И мы были не в духе, и в журнале что-то расстроилось, и Белла была сама не своя.

      Помню только такой эпизод.

      Я забежал к ней в номер гостиницы. Белла сидела на подоконнике, пускала мыльные пузыри. Присев на диван, я наблюдал за ней. На душе было муторно, ненастно. Белла молча подошла к столу, на котором вразброс валялись фотокарточки, выбрала одну из них и надписала: «Боба, милый мой, меня не забывай! Ни за что!»

      Я понял, как ей необходимо побыть наедине с собой, и тихо вышел – пусть поплачет, облегчит душу.

      На улице смотрю, стоит московский поэт, наш переводчик Владимир Соколов, и тоже грустный.

      Судьба оказалась немилостивой к этому отличному русскому поэту. В молодые годы он потерял любимую жену – выбросилась в окно – и с горя пристрастился к бутылке. Жизнь потеряла смысл («Мне тридцать три, я чист, ищу Иуду»), но стихи Володя продолжает писать хорошие.

      Мы пошли кушать пирожки.

      ^{Владимир Соколов}

      Володя все недоумевал, почему Белла подвела его. «Ведь договорились встретиться у гостиницы. Я торчу здесь уже битый час…»

      Я не стал рассказывать Соколову, чем была занята Ахмадулина…

      – Пока я ее ждал, сложилось стихотворение, не ахти какое, но все же, – улыбнулся Володя и записал мне в дар на бумажной салфетке:

      Я в Тбилиси, Душети, там,

      Где мы, празднуя, пили, пели,

      Понял грусть по святым местам,

      Что бытует и в нас, как в Белле.

      Белла, Бэла! Мы застим свет:

      Строим глазки, имеем виды?

      Нет! Поплачь со мной как поэт —

      Человек смертельной обиды.

      ^{Автограф В. Соколова.}

      Володя протянул мне ту салфетку и тоскливо посмотрел в глаза: «Все мы немного влюблены в Беллу».

      Попрощавшись с Соколовым, я вернулся в гостиницу и показал Белле Володин набросок. Она очень удивилась:

      – Почему смертельной обиды?!

* * *

      В следующий раз Белла приехала в Тбилиси с Юрием Нагибиным. Позвонила нам из гостиницы, мол, приходите, да не задерживайтесь.

      Немного робея перед маститым прозаиком, – Нагибин представлялся нам пожилым, благополучным, респектабельным, – мы с Эдиком постучались в дверь их номера.

      Первые же минуты рассеяли наши опасения. Юрий принял нас запросто, словно давних знакомых, и мы быстро перешли на «ты».

      Скажу в скобках. Наш новый редактор за каждым застольем повторял, что Борю можно охарактеризовать словами классика: он был на ты со всеми, с кем пил шампанское, а шампанское он пил со всеми.

      Ресторан нашу компанию не устраивал. Решили пойти в хинкальную. Там было людно и шумно.