Пять капель смерти. Антон Чиж

находятся рядом с жертвой?

      – Конечно, Аполлон Григорьевич, нельзя.

      – Тогда не понимаю…

      Тут я счастье попытал:

      – Полагаю, улика в знаке?

      – Нет, Мечислав Николаевич, пентакль к делу не пришьешь.

      Лебедев руки вверх поднял:

      – Все, добивайте, мы с ротмистром признаем свое поражение. Не всех природа одарила талантом предвидения.

      Ванзаров передает лупу и говорит:

      – Предвидение тут ни при чем. Присмотритесь внимательно к этому милому пальчику…

Воспоминания Курочкина Афанасия Филимоновича, старшего филера филерского отряда Департамента полиции

      На следующий день опять принимайся за то же самое. Чай уже видеть не могу. Деваться некуда – служба! Петроградку всю обошел, остаются заведения Васильевского. В других частях искать бесполезно.

      Выскочил из дворового ретирадника, в который всю ночь бегал, и отправился в трактир Степанова. Время раннее, народу почти не видать, уселся за первый попавшийся столик, осматриваюсь.

      Скажу, что трактир Степанова слыл местом пристойным: половые чистые, отскобленный пол, механический оркестрик[16] тренькает. И пахло здесь не кислятиной пополам с перегаром, а деревенской избой.

      Столы почти все пустые, в дальнем углу примечаю четверых мужиков. По всему видно, давненько сидят, стол заставлен тарелками, чайниками и пустыми графинчиками. По мордам судя, пьют отчаянно. Самый младший, не привыкший к кутежам, спит в селедке. И так они под описания подходят, что как нельзя лучше.

      Подбегает половой, я его спрашиваю:

      – Скажи-ка, любезный, что за люди там гуляют?

      – Вологодские, артель ледорубная, – отвечает.

      – И давно празднуют?

      – Как перед Новым годом заглянули, так и сидят. На Рождество у нас такую кучу денег спустили, что страшно! А тридцать первого приходят – опять пачка. Хоть и мокрая.

      – Это как же?

      – Да деньги мокрые. Но на чай – не жалеют. Чудные! Вам-то чего принести?

      Я по привычке чаю попросил. А сам за ними приглядываю.

      Мужик, который главным показался, развалился на лавке, полез в штаны и вытягивает цепочку, любуется часами золотыми.

      Тут уж самовара дожидаться я не стал. Выскочил из трактира, отбежал на угол и дал сигнал тревоги двойным свистом. На вызов прибегают трое городовых с ближайших постов, вытаращились на доходягу-рабочего, ничего не понимают, кто такой, что свистеть право имеет. Я им быстро объяснил, кто тут главный. А дальше пошло как по маслу.

      Влетаю в трактир, следом постовые топают, шашками гремят.

      – Полиция! – как заору. – Сидеть смирно! Всех порешим!

      А чтобы чего не вышло, хватаю за руку ближнего мужика и кисть захламливаю, как учили. Мужик взвыл, на нем французские браслеты[17] защелкиваю. Все, попался.

      Больше трудностей не было.

      Мальчишку, что не выспался в селедке, все глазами сонно хлопал, выволокли за шкирку. Он не

16

Большая шарманка, которую ставили в трактирах для развлечения публики.

17

Наручники.