Маленький блог о большой #парадигме. Костя Ровинский

обществе смердит столь зловонно, что все аспекты будущей парадигмы постмодерна рискуют пропитаться этими миазмами. Псевдофилософская ахинея и злобное шипение навечно «аналоговых» мудрецов с академическими степенями уже почти достигли гнусной цели превратить постмодерн в самую жуткую жуть в поле публичного дискурса. Критиканы постмодерна ненавидят цифровое будущее. Ненавидят, потому что боятся. Боятся потерять свое место в иерархии нынешнего социума – смердящего общества потребления.

      Но вертикальные иерархии обречены. Их всех неизбежно «угоризонталит» нигилистическая техносфера цифровой анархии. Пора подбросить в топку позитива. Ведь кому постмодерн – война, а криптоанархистам – мать родна. Пусть эта книга и не дотягивает до повести о настоящем постчеловеке, заряд бодрости и светлый взгляд на постсоциальное будущее она все-таки несет. Двенадцать глав – двенадцать блог-постов, дырявящих дряхлую тушку позднего модерна кого-то «улыбнут», кого-то взбесят, а кого-то и раззадорят.

      Эта книга не для потерявшихся в гиперкоммуникации социальных множеств. Она для свободного меньшинства диссоциальных общинников, выбравших синюю таблетку мышления. Неважно, сколько читателей осилит ее до конца. Важно, что в полку постмодернистского дискурса прибыло. Ибо только дискурс порождает феномены в наши дни.

      Пост №1

      О диктатуре дискурса. Почему слово дороже денег

      Иван Иллич и дискурс-как-капитал. Контекстуализация экономики. Трепет перед печатным словом. «Ополченцы» и «террористы». В чем сила Твиттера, брат? Новости о нефти дороже нефти. Девальвация и ревальвация слов. Как стать капиталистом дискурса. Магия блоггеров. Дэвид Линч как носитель «ничто». «Улисс» и прощание с диктатурой смысла.

      Обзъяны дружною гурьбой

      На крышке гроба гоношились.

      Форель сей башни такова:

      Коль нету крышки гроба,

      Так и нефиг гоношиться!

(Джим Льоша, «Басня»)

      Известный критик западной культуры Иван Иллич как-то сказал, что в двадцатом веке язык превратился в капитал. Он и некоторые интеллектуалы, плотно работавшие с тогдашним дискурсом, заметили, что слова стали утрачивать независимое значение. Не то чтоб они совсем обессмыслились, но именно контекст стал в конечном счете определять их значение. Сам же контекст оказался всецело обусловлен финансовыми потоками.

      В отличие от большинства людей, говорящих на своем языке без какой-либо рефлексии касательно коммерческой ценности слов, Иллич уловил новый тренд: дискурс и финансы начали диффундировать. Идея неизбежной капитализации любого текста была весьма нетривиальной в доцифровую эпоху Иллича, не перегруженной еще словоблудием коммерческого копирайтинга.

      Его гипотеза полностью подтвердилась в позднем «индастриале». Грубо монетизированный дискурс массовых коммуникаций возник из желаний и запросов тех, кто финансировал масс-медиа, что, однако, не было пределом эволюции второй сигнальной системы. Иван Иллич вряд ли предполагал, как далеко может зайти дело.

      Сегодня мы живем в эпоху, когда функции денег мигрировали в слова нового глобального тезауруса. Веками слова служили единицами смысла. Теперь же мы вольны их использовать в качестве единиц стоимости, которые могут обеспечить собой кое-что (а может и абсолютно все) из материального мира. И даже без привязки к контексту.

      Возьмем политику в качестве примера. Партии всегда спонсировались различными финансовыми институциями в той или иной форме. Для поддержки желаемого политического курса традиционно использовались либо деньги как таковые, либо то, что за деньги можно купить, либо те, кого за деньги можно нанять. А сегодня пара хлестких фраз в бесплатном Твиттере могут предопределить политическое направление целой страны со всеми ее достижениями и долгами.

      Как в давнем, так и в недавнем прошлом фактическое благосостояние всегда было первично по отношению к тому, о чем говорили люди. А сегодня дискурс предваряет какие-либо материальные блага. Иными словами, модернистская монетизация контента уступает место постмодернистской контекстуализации экономики.

      Это очевидно пока для немногих, но мы уже пересекли порог, за которым вопрос: «Что первично – деньги или слова?» – перестал быть вопросом как таковым. Во времена Иллича трудно было себе представить, что слова можно использовать в качестве единиц обмена или как валюту. И уж совсем невозможно было вообразить, что из тех же символов, которыми мы пользуемся при обычном письме, будут созданы специальные знаковые системы (или языки), функцией которых станет агрегатирование ценности (Биткоин). Столь сложное обратное взаимодействие дискурса и финансов могло появиться только в постиндустриальную эру. К сожалению, Иван Иллич, умерший в 2002 году, не успел стать этому свидетелем.

      Кому-то может показаться надуманной капитализирующая функция дискурса. Другие могут заметить, что безграничная меркантилизация всякого контента подрывает самые основы человеческой культуры, в которой значение многих слов всегда имело сакральное измерение («в начале было Слово…»).