Город хороших господ. Вета Янева

бордюр и, балансируя, пошла по нему. Рия держалась рядом, подстраховывая, хотя лететь вниз было сантиметров пятнадцать, не больше.

      – Но не будь мы здесь и сейчас, – продолжила я, – мы бы были совершенно другими людьми

      – Я бы предпочла быть немного другой, чем собой и отгонять воспоминания.

      Мы замолчали. Не хотелось портить такой чудесный день прошлым и пересчетом ещё-не-сошедших синяков.

      Рия начала листать что-то в телефоне.

      – Ах тыж! – она тыкнула мне в нос белым экраном. – Подушки по девятьсот рублей! Грабеж! Да я за такие деньги сама куру ощипаю и мешок ей набью!

      – Ну… удачи тебе…

      Рия издала гневное рычание и стон одновременно, закатив глаза.

      – Ну, нам более-менее по карману декоративные подушки с вышитыми кроликами. Они небольшие, но всё лучше, чем свёрнутые простыни. Но блин… я вообще не понимаю цены!

      Я глянула. Кролики и вправду были симпатичными.

      – Ладно, давай возьмем их. Только закинем это всё-таки домой.

      – Сейчас закинем – последний рывок, гляди!

      И правда: торец нашей пятиэтажки уже виднелся за молодой листвой. Нам оставалось лишь пересечь детскую площадку, в которой с радостным угуканьем возились карапузы, отнимали друг у друга игрушки и кидались песком. Их мамы разместились на лавочке, щебеча о своих мамочкиных проблемах.

      Мы мирно пересекли опасную зону осуждающих бабушек. Они выщелкивали семечками какой-то музыкальный ритм и говорили одновременно.

      И только-только повернули за угол, как я услышала знакомый старческий голос:

      – Девочка! Девочка!

      Девочек во дворе было невпроворот, но я, почему-то, всё равно остановилась.

      – Да-да, ты, милая! Иди сюда.

      Я начала судорожно смотреть по сторонам в поисках зовущего.

      – Тута я, на первом этаже.

      Я заметила руку в свитере, приветливо машущую из окна.

      Рия пихнула меня локтем в бок.

      – Чего ты стоишь? Тебя же зовут.

      Видимо, и правда меня. Никогда не могла понять такие нюансы, и поэтому часто попадала впросак, когда кто-то начинал здороваться, я ему отвечала, а оказывалось, что это он не со мной. Поэтому теперь я предпочитаю притворяться глухой, хотя это тоже бывает неловко.

      «Неловкость» – моё второе имя. Екатерина Неловкость Морошкова.

      Из-за потрескавшейся белой решётки мне приветливо улыбалась та самая бабушка из магазина. Я переступила через самодельные клумбы из шин, подошла к окну. Бабушка ласково потрепала меня по щеке. Её пальцы были шершавыми, а ладонь – тёплой. В комнате позади кипел на плите чайник, лениво умывалась полосатая кошка, гудел телевизор. На подоконнике любовно рассажены цветы.

      – Здравствуй, милая. Ох, я же специально у окошка сижу – тебя высматриваю. Не пошла с этими старыми на лавочке судачить, – она хихикнула, как девчонка. – У меня хороший, вкусный обед вышел-то, я б тебя угостила, да всё внучка съела, она мелкая,