Восточный плен. Княгиня. Часть первая. Мариша Кель

покои Мари.

      На протяжении всего вечера она ощущала на себе его пристальный взгляд – холодный, спокойный и абсолютно непроницаемый. Она же почувствовала напряжение, боль, исходившую от него, и это заставляло её нервничать и теряться в догадках. Она словно чувствовала каждое его движение, будто они были крепко связаны невидимыми нитями, более крепкими, чем дружба и уважение. Ей нравился его облик. Нравилась его походка, его речь, то, как мгновенно его высокомерие сменялось пониманием. И его взгляд… Он смотрел на неё так пронзительно, словно видел что-то, что больше никому не доступно. От этого взгляда она чувствовала себя достойнее и даже возвышеннее, чем, возможно, была на самом деле. Она поднималась над собой в его глазах. Она замечала, что в его глазах она была прекрасной, в тот же миг становилась прекрасной и ощущала себя такой. Прежде единственным, кто так мог смотреть на Мари, был её муж. Влад обожал её, и теперь очень близкое и похожее она видела в глазах Арифа.

      – Как прошёл ваш день? – попытавшись заполнить тишину, произнесла она.

      Но ответа не последовало.

      Через какое-то время, совершенно смущённая его поведением, Мари попыталась вновь:

      – У вас всё хорошо? Не приключилось ли беды?

      На этот вопрос Ариф лишь отрицательно покачал головой, при этом ни на секунду не отрывая от её лица сурового взгляда.

      – Мне оставить вас? – последовал очередной вопрос Мари.

      – Нет, – резко ответил он.

      – Что же произошло, вы погрузились в глубокое молчание и точно пытаете меня?!

      Услышав отчаяние в её голосе, Ариф растерянно посмотрел на Мари. Затем лениво улыбнулся, и с его лица улетучилась маска печали.

      – Не знаю, поймёте ли вы меня, моя дорогая… Я стал заложником собственных стремлений, и это впервые огорчает меня. Я всегда, так сказать, проявлял слабость к своим собственным творениям. Понимаете меня?

      – Смотря что вы имеете в виду под словом «слабость».

      Он печально улыбнулся:

      – Восхищение… привязанность… любовь… страсть.

      Всё это он произнёс жёстко, так, будто презирал и отторгал эти чувства.

      Мари глубоко вздохнула и попыталась уйти от опасной темы разговора.

      – Ну, ваша страсть мне известна, – с обезоруживающей улыбкой заметила она. – Каждый человек привязывается к вещам, созданным своим трудом. И поверьте мне, каждый питает особые чувства, которые вы охарактеризовали как слабость, к своему произведению. Музыканты боготворят свои симфонии, художники разговаривают со своими полотнами. И попрошу заметить: я считаю настоящим произведением искусства рождение нового человека. Каждое человеческое творение, будь то ребёнок или молитвенный коврик, – это произведение искусства, заслуживающее восхищения, привязанности, любви и даже страсти.

      Окончив свой пылкий монолог, она с той же очаровательной улыбкой взглянула на собеседника.

      – Я говорил о вас, Мари, – мрачно произнёс он.

      Улыбка в один миг