Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести. Андрей Кокоулин

столами заулыбались.

      – Ай, душевно кричишь!

      – Как петух утром!

      Пришлось виновато вжать голову в плечи. Рахматулла в ответ показал большой палец и засмеялся, сверкая золотыми зубами. Конечно, подумал Лаголев. Поизмываться над бывшим инженером – чего бы и нет? Ах, и все довольные!

      – Укроп!

      Две женщины прошли мимо, одна что-то рассказывала другой, а та таращилась на лотки бессмысленными, рыбьими глазами. В другую сторону прошла семейная пара – мешковатый серый костюм, мешковатое, в цветочек, платье, обоим по пятьдесят. Умиляться было нечему, но Лаголев с горечью подумал, что они с Наткой до таких лет, пожалуй, не доживут. Разведутся раньше. А он потом с голоду подохнет.

      Или от тоски.

      – Почем абрикосы?

      – Что? – Он не сразу сообразил, о чем его спрашивают, а потом суетливо, перегибаясь, полез смотреть ценник. – Сто семьдесят. Два килограмма – по сто пятьдесят.

      – И не стыдно?

      У пожилой женщины, спросившей его про цену, некрасиво сморщилось лицо, а глаза, прячущиеся за выпуклыми очками, налились колючим светом. Одета она была вполне прилично, серый плащ, крепкие сапожки-дутыши, шею богемно охватывал красный шарф. Из-под несколько старомодной шляпы выглядывали кудряшки. Вместо сумочки на плече у женщины желтела лямка небольшого рюкзачка. Надо признать, вид у покупательницы был весьма эклектичный, и, уже позже, Лаголев укорил себя, что не насторожился сразу.

      – Вы должны отдать мне по сто! – заявила женщина.

      – Не могу, – сказал Лаголев. – Это не мой товар.

      Женщина подступила. Она вгляделась в Лаголева, как, бывает, вглядываются на опознании в подозреваемых.

      – Вы – дьявол? – спросила она вдруг.

      Взгляд ее высверлил Лаголева насквозь.

      – Нет, – ответил тот, исполняясь дурных предчувствий.

      – Тогда возьмите деньги! – не терпящим возражения тоном заявила женщина.

      Сунув руку в карман плаща, она достала мятую бумажку. При ближайшем рассмотрении, бумажка оказалась криво вырезанной картинкой из журнала. На одной стороне – модель в пальто. Без головы. На другой – бессмысленный из-за обреза кусок текста. Лаголев вертел бумажку в пальцах и не знал, что делать.

      – Вам мало? – спросила женщина и, нырнув ладонью в карман, насыпала на прилавок еще фантиков.

      Больших и маленьких.

      – Я могу купить весь ваш товар! – выкрикнула она.

      – Извините, – сказал Лаголев, – я не могу… не могу это принять.

      Сумасшедшая, понял он. Больная на всю голову. Что ж мне так не везет-то? То бабища неадекватная на остановке, то идиотка с бумажками. Господи, весь мир, похоже, превращается в дурдом. И не мудрено. Нисколько.

      Пора бежать за топором. Даже, честно, самому уже хочется. Послать всех, сбросить оковы. Мы – дикие люди, и наш бронепоезд…

      – Почему? – с напором спросила женщина.

      Зубы у нее блестели от слюны.

      – Простите, но на это вы нигде