Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести. Андрей Кокоулин

Лаголев точно наторговал. Встрепенувшись, он достал коробку и проверил выручку. Одна тысяча шестьсот двадцать рублей. Совсем не плохо. У него и по семьсот рублей за смену бывало. Еще бы двести, и, считай, у него на руках зарплата за два месяца, что Кярим Ахметович должен.

      Вокруг разбирали лотки, кто-то сметал мусор, кто-то торопился с пластиковыми мешками к контейнерам, громыхали тележки, увозя скоропортящиеся овощи и фрукты к рефрижераторам, выстроившимся на заднем дворе. Столы накрывали пленками. Оставляя за собой влажный след, по проходам поехала юркая поливомоечная машина.

      Под сводом расчирикались воробьи.

      – Эй!

      Левончик затормозил с пустой тележкой у стола.

      – А Кярим Ахметович? – спросил Лаголев.

      – Там, – неопределенно мотнул головой Левончик. – Нектарин продал?

      – Продал.

      – Я же тебе говорил!

      Вместе они загрузили тележку ящиками и лотками, коробку с яблоками спрятали под стол.

      – Деньги, – протянул руку Левончик.

      – А Кярим Ахметович?

      – Я ему передам. Он просил.

      – Но…

      Лаголев механически опустил купюры в чужую ладонь.

      – Ты уберись пока здесь, – сказал Левончик.

      Он спрятал выручку в карман халата и в два приема развернул тележку. Колеса загромыхали по бетону.

      – Но он придет? – крикнул Лаголев в худую спину.

      – Конечно, придет! – отозвался Левончик. – Он шашлык кушает!

      Лаголев, вздохнув, вооружился щеткой. Минут десять выскребал сор, листья, стрелки вялого лука из-под оставшихся лотков, из зазоров, подобрал половинку раздавленного абрикоса и выбросил в урну.

      Под потолком зажгли лампы. Рынок пустел. Исчез Рахматулла, пропала дородная женщина, торговавшая с ним по соседству фермерским картофелем. Люди выходили в двери.

      Лаголев снял халат и, сложив, убрал его под стол. Все. Он покрутил головой, выглядывая Кярима Ахметовича.

      – Зак-ириваемся, уважаемый, – сообщил ему парень в тюбетейке.

      – Да, я знаю, – кивнул Лаголев, – я жду.

      – Все уже, ворот зак-ириваем, – сказал парень.

      – Что? – не понял Лаголев.

      Собеседник показал руками – свел вместе, сцепил пальцы.

      – Зак-ириваемся. Рынок.

      – Но я…

      – Нет-нет-нет, – закачал головой парень. – Стой. Сейчас. Нодир! – крикнул он, как, наверное, кричат в горах или в степи. – Нодир, иди!

      И добавил что-то на незнакомом Лаголеву языке, отзвуки которого заметались под сводом.

      Из каморки при входе выглянул человек в черной форме охранника с кружкой в руке и что-то недовольно спросил.

      Лаголев снова не разобрал. Тарабарщина.

      – Нодир, – парень указал на Лаголева. – Он!

      Нодир спрятал кружку в каморке и вразвалочку, чуть косолапя, пошел между столами. Выглядел он старшим братом парня в тюбетейке, такой же смуглый и скуластый, такой же плосколицый, с тем же узким разрезом глаз.

      – Домой