Испытание жизнью. Анатолий Лубичев

гитаристов, балалаечников ну и…

      – А, у меня дядька, ужасть как здорово, на ложках играить. – встряла Маша.

      – На ложках, верно, ты здорово играешь? Во какие щёчки наела! – пошутил один из парней и ткнул пальцем Маше в щёку.

      – Щёки как щёки, – совсем не обиделась Маша, – Многим даже очень нравютца.

      – Ложки не подходят, если только, как отдельным номером пропустить, – заключил Павел и добавил, – В антракте или на концерте. Подумаем…

      Быстро стемнело, и только на западе оставался светлый кусочек неба.

      Как только дорога зашла в перелесок из зарослей ольхи и ракит, подростки как-то сразу стихли, а затем, когда дорога стала еле видна и совсем умолкли.

      Все вздрогнули от неожиданности, когда одна из девчат решилась нарушить тишину:

      – Вы знаете, к нам в Глушково провели по столбам провода, прямо в правление, и теперь из сельсовета можно будет позвонить в Холм, а может даже в Москву.

      – Тоже мне новость. Столбы уж месяц, как стоять, – вступила в разговор Маша.

      – Ну, держись теперь председатель. Замучат звонками из района, – Коля Хорьков споткнулся о торчащий из земли корень, и смачно выругавшись продолжил, – Замучат командами да указаниями, задёргають кароча.

      – Усё равно, это так итяресно по проводам говорить, ужасть как интяресно. Ишшо скажу, что можно послушать как разговоры по проводам бягуть. Когда мы с батькой-то шли у Холм, он мне подсказал, шоб я приложила ухо к столбу. И взаправду… Прислонила ухо, а там музыку играють, как песню, тольки не понять какую. Я таперича, как иду мимо столба, обняму его крепко – крепко, приложу ухо к няму и слушаю. Как же интяресно…

      – Ня столб, ты Нюра, наверно обнимашь, а Мишку Стряшнова. Видел я, как ты на танцах в клубе на День колхозника прижмалась к няму, а ён тебе на ушко чтой-то шептал.

      – Ты, чо, Коленька, ни влюбился ли в мяня. Рявнуешь?

      – А, можа и так.

      Если бы появилась луна, то даже при её свете, можно было бы увидеть, как покраснели щёки Николая.

      – Знаш чо, Колька, не бряши. Это он меня прижимал. Танцевать ня вмеить, только прижимать и можить.

      У перекрёстка Лена остановилась, – Прощевайте. Вам налево, мне направо.

      – Пойдём с нами. Тямно. Страшно одной-то.

      – Не. Больно крюк большой делать придётся.

      – Я с тобой пойду. Мне до Гришково всё равно, как идти, что слева, что справа, – произнёс Павел, словно оправдываясь.

      – И я с вами, – заявил Николай, – Втроём веселее.

      – Ты лучше девчат весели, а мы уж, как-нибудь, без тебя дойдём, – и Лена натянула козырёк кепки ему на глаза.

      Лена и Павел шли молча. Некоторое время ещё был слышен говор и смех, затем всё стихло. Всеобъемлющая ночная тишина словно обволокла их. Ни малейшего дуновения ветерка, ни стрёкота кузнечиков, ни пения птиц, ни треска сучьев. Ощущение такое будто у них наступила полная глухота.

      Луна ещё не взошла, и только звёзды на небе да светлячки по двум сторонам еле заметной в темноте