Проект рая. Кирилл Серебренитский

желанная такая, никого не пугающая – тишина.

      Много-много-много тишины.

      И вот что я думаю: в раю не должно быть так уж неизбывно, окончательно и беспросветно обильно хорошо. Если кругом сплошное Добро, – внутри, снаружи, с верху донизу, вширь и вглубь – то как же его творить? Между тем, в рай попадают те, кто творил Добро. И именно – за это самое. Они же не смогут остановиться.

      Просто потому, что им нравится творить Добро больше, чем что-либо другое. Нельзя же творить в раю Зло.

      Загадочные люди, умеющие вообще ничего не творить, в рай не попадут. Потому что если попадут такие, то это – не рай.

      Нет, там конечно – ясная, чистая, старательно осознаваемая, такая ровно нарастающая в устремленности жизнь, – но: есть по крайней мере одна проблема.

      И из-за нее как-то все немного не так. Некое нетерпение. Тревога даже. Все, хотя и предельно заняты мудрыми и свято неотложными делами, – оглядываются иногда на дверь. Посматривают в окна. На часы. Ждут.

      Меня.

      Ведь меня же нет там, в раю. Я пока – здесь. Это должно быть именно так. Иначе не может быть, совершенно невозможно. Я настаиваю. Потому что если и Там меня тоже никто не ждет, если Там без меня так же – всего предостаточно и все распрекрасно, – то это точно не рай.

      Тогда лучше совсем ничего не надо. Тогда я всего лишь очень устал и атеистически хочу спать.

      Я должен быть нужен в раю. Зачем – не знаю, здесь этого все равно не узнать. Если мне удастся Туда прорваться – то Там станет немного получше.

      Но все равно Там останется – эта райская тревожная незаполненность.

      Мы все Там будем очень-очень ждать – тебя.

      Саньку некуда

      Санек очнулся. И с жестким треском, как ему показалось, разогнул туловище свое. Дремота была крепкая, но недолгая и гнусная: спал он, как выяснилось, на скамейке, сидя: голову на руки, локти в колени, и всем туловищем к земле жидко оползая.

      Перед глазами был асфальт, два окурка, а по обе стороны от окурков – ноги Санька.

      Ноги свои Саньку в целом нравились. Длинные, в хорошо облегающих светло-синих джинсах с небольшими модными дырьями, носки хорошие, синие, и зеленоватые кроссовки Реебак, – уже трепаные, а видно, что фирма.

      Остальное было плохо. Все, кроме ног, было очень плохо. Весь мир. Вообще и одновременно.

      Окурки это были – его, последние, больше курить не было. И мобильника не было. Это выяснилось уже в шесть утра, когда Санек поднялся с газона и добрался до этой вот лавки.

      Мобильник был нужен прежде всего, чтобы держать связь с Маринкой. Но Маринки не было, как и мобильника. Она вчера уехала в Татарстан, в свое Журбино, на колхозную свою родину.

      Очень вчера поссорились, в-основном потому, что Санек временно не работал.

      Санек был не виноват никак и абсолютно. Полтора года – экспедитором, грузчиком и иногда охранником в одежном магазине на Безымянке.

      Бывший шеф, Гумер Гумерович, в мае ни с того ни с сего магазин продал, а новый шеф, какой-то бандит, тут же, не появляясь даже в офисе, закрыл Все