Собрание сочинений. Том 8. Евгений Евтушенко

нашей русской нации.

      Нигде нам не прижиться,

                                                не уняться.

      И в сапогах ковбойских мы босые.

      Где мы —

                     там территория России.

      Прибавьте к территориям российским

      страницы,

                       запрещаемые сыском.

      Прибавьте к ним нью-йоркский зал церковный,

      Шемякина холсты,

                                      холсты Целкова,

      и мы поймем России необъятность

      и разделенности всех русских неоплатность.

2

      Растерянность в шемякинском Петре

      передо всем, что на Руси наделал.

      Он —

               будто бы в невидимой петле,

      готовой вздернуть бронзовое тело.

      Он спятил, всю Россию волоча.

      Он гениален был, но грязно, жестко.

      В нем злобная надутость палача

      и детское величье переростка.

1992

      Нет лет

      Светлане Харрис,

      крестной маме

      моего сына Мити

      «Нет

              лет…» —

      вот что кузнечики стрекочут нам в ответ

      на наши страхи постаренья

      и пьют росу до исступленья,

      вися на стеблях на весу

      с алмазинками на носу,

      и каждый —

                          крохотный зелененький поэт.

      «Нет

              лет…» —

      вот что звенит,

      как будто пригоршня монет,

      в кармане космоса дырявом горсть планет,

      вот что гремят, не унывая,

      все недобитые трамваи,

      вот что ребячий прутик пишет на песке,

      вот что, как синяя пружиночка,

      чуть-чуть настукивает жилочка

      у засыпающей любимой на виске.

      Нет

            лет.

      Мы все,

                   впадая сдуру в стадность,

      себе придумываем старость,

      но что за жизнь, когда она – самозапрет?

      Копни любого старика

      и в нем найдешь озорника,

      а женщины немолодые —

      все это девочки седые.

      Их седина чиста, как яблоневый цвет.

      Нет

            лет.

      Есть только чудные и страшные мгновенья.

      Не надо нас делить на поколенья.

      Всепоколенийность —

                                           вот гениев секрет.

      Уронен Пушкиным дуэльный пистолет,

      а дым из дула смерть не выдула

                                                           и Пушкина не выдала,

      не разрешив ни умереть,

                                               ни постареть.

      Нет

            лет.

      А как нам быть,

                                негениальным,

      но все-таки многострадальным,

      чтобы из шкафа,

                                  неодет,

      с угрюмым грохотом обвальным,

      грозя оскалом тривиальным,

      не выпал собственный скелет?

      Любить.

      Быть