.

отсутствующий.

      – Э, ты чего?

      – Неисповедимы пути Господни. Это он.

      – Кто?

      – Это он, – как в бреду повторила Липа.

      – Кто – он? Можешь толком сказать?

      – Наши велосипеды сталкиваются, мы падаем, я подворачиваю ногу. Это он.

      – Ни себе чего! – поразилась на японский манер Вика. – А ты не путаешь?

      – Ничего я не путаю! Это он! Нет, ты представляешь?

      – Отлично! Звонок Димке отменяется.

      – Нет-нет! Наоборот! Звони! От греха подальше. А то наше незаряженное ружье выстрелит.

      – Ты ничего не поняла. Это же не случайно, что он здесь оказался! Это возмездие. Мы с ним поквитаемся за вывихнутую ногу.

      – Не знаю, не уверена, – скучным голосом возразила Липочка, – он достанет нас раньше, чем мы его.

      – А это бабка надвое сказала. Нас трое, а он один.

      – Да он один троих стоит.

      – Ничего ты в людях не понимаешь. Он – тюфяк. Интеллигентишка. Это он в абстинентом синдроме такой угрюмый, агрессивный и колючий, а в обычное время – типичное беспозвоночное. Инфузория. Поверь моему опыту.

      Профессионализм сестры не вызывал сомнений у Олимпиады.

      – И вообще. Может, это твоя судьба? – присовокупила Вика.

      Липа хотела смолчать. По здравом помышлении она не видела смысла в споре, который тянулся с тех пор, как Леша…

      – Судьба? Вот этот недоумок? – против воли включилась в дискуссию Липочка.

      – Чем ты, собственно, недовольна?

      – Я мечтала о встрече, которая изменит всю мою жизнь, а это что?

      – Так ребенок по-любому изменит всю твою жизнь!

      – Ты только послушай: о чем мы говорим? – Липочка закрыла уши ладошками. – Не хочу слышать эту чушь.

      Вика заглянула ей в глаза:

      – Ой, кажется, я подкоп сделала под пьедестал Лешика? Прекрати прятаться от действительности. Он тебя предал.

      Это была жестокая, не нужная никому правда. Олимпиада как-то сразу устала и обмякла.

      – Ладно, давай корми своего работника, – напомнила она.

      – Вот! С этого мы и начнем перевоспитание, – намекнула Вика.

      – Что ты задумала?

      – Пока еще не знаю. Но он у меня за три дня другим человеком станет.

      Чайник вскипел, Вика высыпала содержимое пакетика в миску, залила кипятком и размешала.

      – Как думаешь, сахара и масла добавить?

      – Добавь. Он не военнопленный все-таки.

      – Эх, Липка, какая ты мягкотелая. Он тебя изувечил, а ты – не военнопленный…

      – Так он ведь не со зла. И потом, я не так уж сильно и пострадала.

      – И это ты называешь «не сильно»? Из-за него ты потеряла трудоспособность, на дерево не можешь влезть. Так или нет?

      – Так.

      – Вспомни, как ты Наталью уговаривала, как унижалась…

      – Не хочу вспоминать. Противно.

      – Вот! Плюс испорченная юбка.

      Липа закусила губу – с потерей юбки она так и не смирилась.

      – А мне вообще пришлось обратиться за помощью к этому держиморде, Димке, – разжигала себя Вика, – теперь