Собрание сочинений. Том 3. Евгений Евтушенко

были мне тобой даны.

      За столько всяческих грехов

      и все же – за твою безгрешность,

      за море, за его безбрежность,

      и еще раз – за петухов!

1960, Коктебель

      Ограда

      Б. Пастернаку

      Могила, ты ограблена оградой.

      Ограда, отделила ты его

      от грома грузовых, от груш, от града

      агатовых смородин. От всего,

      что в нем переливалось, мчалось, билось,

      как искры из-под бешеных копыт.

      Все это было буйный быт – не бытность.

      И битвы – это тоже было быт.

      Был хряск рессор и взрывы конских храпов,

      покой прудов и сталкиванье льдов,

      азарт базаров и сохранность храмов,

      прибой садов и груды городов.

      Подарок – делать созданный подарки,

      камнями и корнями покорен,

      он, словно странник, проходил по давке

      из-за кормов и крошечных корон.

      Он шел, другим оставив суетиться.

      Крепка была походка и легка

      серебряноголового артиста

      со смуглыми щеками моряка.

      Пушкинианец, вольно и велико

      он и у тяжких горестей в кольце

      был как большая детская улыбка

      у мученика века на лице.

      И знаю я – та тихая могила

      не пристань для печальных чьих-то лиц.

      Она навек неистово магнитна

      для мальчиков, цветов, семян и птиц.

      Могила, ты ограблена оградой,

      но видел я в осенней тишине:

      там две сосны растут, как сестры, рядом —

      одна в ограде и другая вне.

      И непреоборимыми рывками,

      ограду обвиняя в воровстве,

      та, что в ограде, тянется руками

      к не огражденной от людей сестре.

      Не помешать ей никакою рубкой!

      Обрубят ветви – отрастут опять.

      И кажется мне – это его руки

      людей и сосны тянутся обнять.

      Всех тех, кто жил, как он, другим наградой, —

      от горестей земных, земных отрад

      не отгородишь никакой оградой.

      На свете нет еще таких оград.

1960

      Уходят матери

      Р. Поспелову

      Уходят наши матери от нас,

      уходят потихонечку,

                                      на цыпочках,

      а мы спокойно спим,

                                      едой насытившись,

      не замечая этот страшный час.

      Уходят матери от нас не сразу,

                                                      нет, —

      нам это только кажется,

                                            что сразу.

      Они уходят медленно и странно,

      шагами маленькими

                                      по ступеням лет.

      Вдруг спохватившись нервно в кой-то год,

      им отмечаем шумно дни рожденья,

      но это запоздалое раденье

      ни их,

               ни наши души не спасет.

      Все удаляются они,

                                     все