Период третий. Сельские студенты (техникум). Евгений Орлов

пока не достучалась в окно, когда тётка соседская шла гусей своих загонять. Я тебе зачем секрет этот раскрыла? Хочу пригласить сегодня после кино с нами почудить. Я же не знаю, кому из твоих можно доверять. А ты не подведёшь.

      – Так после кино меня дома ждать будут. Беспокоиться станут, если задержусь. Тем более, сама говоришь, что всех запугали уже и так.

      – А мы почти все после кино по домам возвращаемся. Это когда ночи с вечера тёмные, тогда дома брешем, что в кино идём, а сами начинаем вытворять. А когда после кино, то приходим и делаем вид, что спать ложимся. Только с того краю Лымарев и Соломахин не заходят домой, а я им наказала, чтобы узнали, кто из наших у какого окна спит. И они даже если кто уснёт, палочкой в окно стукнут, они и выходят. Хочешь, я и тебе стукну после кино?

      – Не, не стоит.

      – А чё? Рамы двойные на зиму не вставляли ещё. Через окно и вылезешь. Наши многие через окна вылезают, чтобы родители не заметили, если ночью до ветру выйдут, что двери не заперты.

      – Я и через двери могу выйти, не маленький уже. Но только если не мама, то дедушка обязательно услышит и стыдно будет, что украдкой ушёл. А объяснять же не будешь, зачем и куда собрался.

      – Так если говоришь, что уже не маленький, так вообще не ходи домой после кино. Вон Ванька, Николай и Толик с Бабычивки, те сказали родакам, что когда захотят, тогда и будут возвращаться вечером. И те больше не возникают.

      – Так это их дело, а мне незачем такое.

      – Так ты засрал, может? – с издёвкой спросила Нелька.

      – А чего мне бояться? Сама же сказала, что это вы сами всё заколотили.

      – Наверно, мамку с дедушкой боишься ослушаться?

      – Чего же здесь непослушного? Они же мне не запрещали ещё ничего, а ты уже плетёшь, что боюсь.

      – Никогда не думала, что ты таким слабаком окажешься. Даже повзрослей тебя радовались, когда им эту тайну открывала. А ты как услышал, так и в кусты.

      – Не мели глупость. Но теперь я даже специально не хочу с вами куролесить, чтобы не подумала, что тоже без ума от такого большого доверия.

      – Ну и катись тогда.

      – Давай. Я на базар. Ты идёшь?

      – Пойду, но только без тебя.

      Вечером, когда собрались у клуба, и я ждал своих друзей, рядом толпились молодые, наверно, из Нелькиной команды. И она специально, чтобы опозорить меня громко, объявила:

      – Вот Женьку нашего можно было бы пригласить после кино подурачиться, так он, наверно, и в кино не пойдёт. Тётя Ксения хвалилась, что он у неё и белье всё стирает, и даже доливку примазывает кизяком. Ему, наверно, некогда будет.

      И тут же громко, даже как-то не по-настоящему засмеялась над своим сообщением. Но в её компании никто даже и не улыбнулся. Может потому, что неловко было смеяться в глаза тому, кого позорили. Но мне почему-то от её слов совершенно не было стыдно. Хотя, действительно, такие дела были совершенно бабские. И я без никакого притворства ответил ей:

      – Знаешь, Нелля, я даже радовался