Театр и фантастика (сборник). Марина и Сергей Дяченко

усмехнулась в темноте:

      – Ты не представляешь, до какой степени жестокий. Но узнаешь, если Кон не примет твоего спектакля. Тогда тебе придется менять профессию, Тимур, менять навсегда… ты это понимаешь?

      – А если Кон примет?

      Мать помолчала.

      – …А твои артисты, все эти странные ребята… которые не хотят идти в нормальный театр, не хотят бегать в массовках и выпрашивать эпизодика… Которые хотят сразу – и на Кон! Которым тоже придется идти в гардеробщики сразу после премьеры… и дай-то Бог, чтобы все они остались живы и здоровы, если Кон не примет спектакля…

      – А если примет?

      Новая пауза.

      – Ты помнишь тех провинциалов… как их… Три года назад? Их предупреждали тоже…

      – …наш спектакль с этой провинциальной самодеятельностью?!

      – Я не сравниваю. Я просто вспоминаю. Их предупреждали. Они влезли на Кон со своей драмой… Помнишь? Девчонка, которая играла героиню, потом в психушку на два года… Такая депрессия… Ты помнишь?! Это уже на твоих глазах было! Это не чьи-нибудь россказни, ты сам там был и все видел!

      – Их предупреждали, – глухо сказал Тимур.

      – Тебя предупреждают тоже. Прямо сейчас.

      – Мама! Речь идет о хорошей профессиональной работе. Я не хочу сказать, что это гениально, но…

      – Нет, Тима. Именно «гениально». Ты в этом уверен. Тебя разубедят только свист и улюлюканье на премьере…

      – Типун тебе… – начал Тимур и осекся. – Извини.

      – Извини и ты, – медленно сказала мать. – Собственно, Дегтярев позвонил мне именно с тем, чтобы я тебя удержала.

      – И ты доставишь Дегтяреву эту радость?

      Мать щелкнула выключателем. Мягкий свет торшера показался Тимуру ослепительным.

      – Тебе не следовало идти туда тайком от меня.

      – Извини.

      – Теперь тебе придется пойти туда снова. И сообщить Кону, что ты передумал.

      Тимур молчал.

      Лицо матери было бледным, осунувшимся, решительным.

* * *

      – Восемнадцатого у нас премьера на Коне, – сказал Тимур.

      Оля ахнула. Вита захлопала в ладоши. Кирилл и Борис переглянулись.

      – А генеральный прогон? – деловито поинтересовался Дрозд.

      – Только один. К сожалению, в тот же день. Зато сцена будет наша с девяти утра.

      – Обычная практика Кона, – задумчиво сказал Дрозд. – Все вечера у него забиты…

      – Восемнадцатое – это же суббота! – Вита обхватила плечи, будто замерзая. – Народу набьется…

      – На Кону всегда набивается, – сказал Кирилл. – Особенно на премьере.

      – Летим в заоблачные выси, – рассеянно пробормотал Дрозд. – Не шлепнуться бы.

      – Ваше дело – работать, – строго сказал Тимур.

      – Я не буду, – Оля подняла голову, Тимур увидел, что она на грани истерики. – Я не буду. Я боюсь. Я не пойду на Кон. Я бездарная.

      – Тогда вставай и уходи, – сказал Тимур, не повышая голоса.

      Зависла пауза, жесткая, будто высохший столярный