Стихотворения. Сергей Гандлевский

московским ранним летом

      С бесцельным беличьим трудом.

      Возьмите все, но мне оставьте

      Спокойный ум, притихший дом,

      Фонарный контур на асфальте

      Да сизый тополь под окном.

      В конце концов, не для того ли

      Мы знаем творческую власть,

      Чтобы хлебнуть добра и боли —

      Отгоревать и не проклясть!

      1973

      II

      * * *

      Что ж, зима. Белый улей распахнут.

      Тихим светом насыщена тьма.

      Спозаранок проснутся и ахнут

      И помедлят и молвят: “Зима”.

      Выпьем чаю за наши писанья,

      За призвание весельчака.

      Рафинада всплывут очертанья.

      Так и тянет шепнуть: “До свиданья”.

      Вечер долог, да жизнь коротка.

      1976

      * * *

      Раздвину занавеси шире.

      На кухню поутру войду

      Там медный маятник, и гири

      Позвякивают на ходу

      Кукуй, кухонная кукушка!

      Немало в жизни ерунды —

      Пахнет приплюснутая кружка

      Железом утренней воды,

      И вроде не было в помине

      Меня на свете никогда —

      Такие блики на гардине,

      Такая юная вода!

      Пусть в небе музыка играет,

      А над моею головой

      Комичный клювик разевает

      Подобье птицы роковой!

      1976

      * * *

      Мы знаем приближение грозы,

      Бильярдного раскатистого треска —

      Позвякивают ведра и тазы,

      Кликушествует злая занавеска.

      В такую ночь в гостинице меня

      Оставил сон и вынудил к беседе

      С самим собой. Педалями звеня,

      Горбун проехал на велосипеде

      В окне моем. Я не зажег огня.

      Блажен, кто спит. Я встал к окну спиной.

      Блажен, кто спит в разгневанном июле.

      Я в сумерки вгляделся – предо мной

      Сиделкою душа спала на стуле.

      Давно ль, скажи, ты девочкой была?

      Давно ль провинциалкой босоногой

      Ступни впервые резала осокой,

      И плакала, и пела? Но сдала

      И, сидя, спишь в гостинице убогой.

      Морщинки. Рта порочные углы.

      Тяжелый сон. Виски в капели пота.

      И страшно стало мне в коробке мглы —

      Ужели это все моя работа!

      С тех пор боюсь: раскаты вдалеке

      Поднимут за полночь настойчиво и сухо —

      На стуле спит усталая старуха

      С назойливою мухой на щеке.

      Я закричу, умру – горбун в окне,

      Испуганная занавесь ворвется.

      Душа вздрогнет, медлительно очнется,

      Забудет все, отдаст усталость мне

      И девочкой к кому-нибудь вернется.

      1976

      * * *

      Было так грустно, как если бы мы шаг за шагом

      Хвойной тропинкой взошли на обветренный холм

      И примостились бок о бок над самым оврагом —

      Я под сосною, а ты на откосе сухом.

      В то, что предстало тогда потемневшему взору,

      Трудно поверить: закатная медная ширь,

      Две-три