Стихотворения. Сергей Гандлевский

свиданья, adieu.

      Так звери до жизни охочи,

      Так люди страшатся ее.

      Под старость с баулом туристским

      Заеду – тряхну стариной —

      С лицом безупречно австрийским,

      С турецкой, быть может, женой.

      The sights необъятного края:

      Байкал, Ленинград и Ташкент,

      Тоскливо слова подбирая,

      Покажет толковый студент.

      Огромная русская суша.

      Баул в стариковской руке.

      О чем я спрошу свою душу

      Тогда, на каком языке?

      1973

      * * *

      Сотни тонн боевого железа

      Нагнетали под стены Кремля.

      Трескотня тишины не жалела,

      Щекотала подошвы земля.

      В эту ночь накануне парада

      Мы до часа ловили такси.

      Накануне чужого обряда,

      Незадолго до личной тоски.

      На безлюдьи под стать карантину

      В исковерканной той тишине

      Эта полночь свела воедино

      Все, что чуждо и дорого мне.

      Неудача бывает двуликой.

      Из беды, где свежеют сердца,

      Мы выходим с больною улыбкой,

      Но имеем глаза вполлица.

      Но всегда из батального пекла,

      Столько тысяч оставив в гробах,

      Возвращаются с привкусом пепла

      На сведенных молчаньем губах.

      Мать моя народила ребенка,

      А не куклу в гремучей броне.

      Не пытайте мои перепонки,

      Дайте словом обмолвиться мне.

      Колотило асфальт под ногою.

      Гнали танки к Кремлевской стене.

      Здравствуй, горе мое дорогое,

      Горстка жизни в железной стране!

      1974

      Декабрь 1977 года

      Штрихи и точки нотного письма.

      Кленовый лист на стареньком пюпитре.

      Идет смычок, и слышится зима.

      Ртом горьким улыбнись и слезы вытри,

      Здесь осень музицирует сама.

      Играй, октябрь, зажмурься, не дыши.

      Вольно мне было музыке не верить,

      Кощунствовать, угрюмо браконьерить

      В скрипичном заповеднике души.

      Вольно мне очутиться на краю

      И музыку, наперсницу мою, —

      Все тридцать три широких оборота —

      Уродовать семьюдестью восьмью

      Вращениями хриплого фокстрота.

      Условимся о гибели молчать.

      В застолье нету места укоризне

      И жалости. Мне скоро двадцать пять,

      Мне по карману праздник этой жизни.

      Холодные созвездия горят.

      Глухого мирозданья не корят

      Остывшие Ока, Шексна и Припять.

      Поэтому я предлагаю выпить

      За жизнь с листа и веру наугад.

      За трепет барабанных перепонок.

      В последний день, когда меня спросонок

      По имени окликнут в тишине,

      Неведомый пробудится ребенок

      И втайне затоскует обо мне.

      Условимся, о гибели – молчок.

      Нам вечность беззаботная не светит.

      А если кто и выронит смычок,

      То музыка сама себе ответит.

      1977

      Друзьям-поэтам

      Подступал