Проделки куриного бога. Анна Яковлева

и окатоличивание.

      – Что? – Крайне удивленная, она вынырнула из-за дверки шкафа и уставилась на мужа. Рот у нее так и остался открытым.

      – Что слышала! – Недомерок воинственно скрестил безволосые тощие ручонки на впалом животе.

      – Это Стефа меня, что ли, ополячит и окатоличит?

      – Ну, со мной-то у нее этот номер не пройдет!

      – На всякий случай: я уже католичка и полька,– с истинно шляхетским достоинством сообщила Михася, тщетно пытаясь закрыть дверцы шкафа. Литературный вариант «полька» она использовала умышленно, но на Митьку образованность супруги впечатления не произвела.

      – Ой-ей-ей, нашлась полячка,– с гнусной улыбочкой пропел он.– Скажи еще: шляхта!

      Все двадцать лет Недобитюх при любом удобном случае тыкал Михалине в нос неподтвержденным – он так считал – шляхетством.

      – Ты по-польски ни бельмес, и в костел-то ходишь раз в год по обещанию. – Беспристрастность в оценках и Митяй – понятия несовместимые, спорить с ним бесполезно.

      Михася отпустила дверцы, и они со скрипом разъехались, образовав приличную щель.

      – Ты вообще не ходишь в церковь, но остаешься православным. Или нет?

      – Я?– По физиономии мужа скользнуло нечто, похожее на замешательство.– Нашла что сравнить! Я – совсем другое дело. Казаки ляхам не по зубам. Кишка у вас тонка.

      Волосы на голове у Михалины зашевелились. Вот только межконфессиональных и межнациональных конфликтов для полного счастья в доме и не хватает!

      А она еще посмеивалась над ксендзом Яцеком!

      – Михалина,– тихо шелестел Яцек,– экуменизм – это хорошо, но еще лучше, чтобы вы с мужем были единоверцами. Может быть, тебе удастся убедить его принять католичество?

      Когда Михася со всей возможной деликатностью довела до сведения Митьки предложение ксендза, тот обозвал Яцека иезуитским шпионом и прихвостнем ЦРУ, и выступил с пафосным заявлением: «Я приму католицизм в одном только случае: если Польша войдет в состав Украины».

      – Вас на сто двадцать лет стерли с карты, и правильно сделали,– несло Митьку.– Всех поляков нужно было ассимилировать, а кто не желает обращаться в православие, того ссылать.

      – Дурак,– коротко отозвалась жена. Оказывается, супруг рассчитывал ассимилировать ее, а она даже фамилию не сменила.

      – Марина Мнишек,– процедил Митька в ее сторону.– А как же плантация?

      Дмитрий намекал на огород.

      Михалина тяготела к дизайну, но все ее попытки европеизировать участок натыкались на Митяя.

      Ясное дело, супруг традиционно засевал все тридцать соток царицей всех культур – бульбой (кто не в курсе, бульба – это картошка) и любовался ими, как некоторые счастливцы – ландшафтным парком в английском стиле. Если бы не Михася, картофельная ботва украшала бы их участок от крылечка до межи. Она даже подозревала, что будь у Митьки такая возможность, он бы распахал и засеял бульбой все бывшие земли Великого Княжества Литовского и Королевства Польского в границах Люблинской унии.

      Палисадник и две клумбы у крыльца