Проделки куриного бога. Анна Яковлева

Дала себя закрепостить, и он думает, что так и должно быть. Фигу ему. Не должно и не будет.

      Почти не слушая сестру, Михася в очередной раз мысленно перебрала свои наряды. Не считая рабочую униформу (черную юбку, серые брюки и пять, по числу рабочих дней, блузок), гардероб уличал ее в полной и окончательной потере боеспособности. В таких нарядах дальше праздника урожая в районном центре показаться нельзя. А еще билеты в оба конца, а еще подарок… А хотя бы мизерный шопинг – Варшава все-таки…

      Прикинув свои возможности, Михалина протолкнула сквозь стиснутое горло:

      – Стефа, ты же знаешь, у меня денег нет.

      – Я оплачу тебе дорогу,– самоотверженно пообещала сестра.

      Даже если в заботе сестры преобладали собственнические инстинкты и желание подложить свинью Митьке, все равно это была забота.

      – И не выдумывай ничего, а то знаю я тебя,– предупредила Стефания.– Навьючишься, как верблюд и припрешь сюда сушеные груши и чернослив. Умоляю: ничего не вези. Хранить мне негде, моль разводить только. Здесь все есть, если мне потребуется, куплю на рынке. Главный мой подарок – это ты, Мисюсик.

      Ласковое «Мисюсик» было родом из детства, и отозвалось в сердце Михалины болью. Неведомым образом Стефания уловила вибрации в трубке.

      – Мы с тобой уже год не виделись,– вздохнула она,– и все из-за твоего Скруджа.

      Дмитрий был известным сквалыгой. Именно он сделал Михалину фактически «невыездной». К бабке не ходи – отъезд жены Митяй расценит, как мятеж в рядах заговорщиков-Трацевских.

      Стоило помянуть черта: в майке и в кальсонах, небритый, с примятым со сна лицом, разя все живое луковым перегаром, «козел» и «крепостник», шаркая драными шлепанцами, материализовался в дверном проеме. От предчувствия у Михалины заломило затылок.

      «Сейчас начнется»,– пронеслось в голове. Дмитрий не переваривал Стефу так же преданно, как она не выносила его.

      – Чего опять?– не заставил себя ждать супруг.– Чего ей надо? Опять суется в наши дела?– Острый нос, заспанные глазки и задиристый хохолок на макушке выражали готовность к склоке.

      Михалина смерила супруга взглядом сверху вниз. Умела она смотреть сверху вниз, даже если смотрела снизу. «Суслик засушенный», – вот что было в этом взгляде.

      Двадцать лет назад, едва взглянув на Митьку, мама предупредила:

      – Испортишь породу.

      Мама смирилась с наличием Митяя только после того, как дочь родила двойню – до этого еще надеялась….

      Митяй никогда не отличался богатырским сложением, а с годами стал похож на стручок острого перца. На жалком тельце выпирали только кадык и детородный орган, все остальное было исключительно впалым. Даже зад. При этом самомнение у Митяя потолки царапало. Наверное, на такой высоте его поддерживали те, кто «целует, куда захочет».

      – Это кто там?– раздалось в трубке.– Никак твой козел бдит?

      – У самой же мужика нет – кто ее выдержит, такую…, – Митька не постеснялся выразиться.

      – Как у тебя терпения хватает?