Всегда говори «Всегда» – 4. Татьяна Устинова

а когда…

      – Завтра, – отрезал он.

      Ольга хотела спросить насчет обеда, но он ответил про похороны.

      Ну, конечно же, о чем еще он может размышлять с таким лицом…

      – Как ты думаешь, Сереж… Может быть, не надо брать детей на похороны?

      Он посмотрел на нее так, будто она попросила разрешения не надевать траур и включить веселую музыку.

      – Как хочешь. Но это их дедушка.

      «Я виноват. Ты можешь ни во что не ставить мои слова», – явственно показал он своим тоном.

      Но она вовсе не собиралась ставить условия. Она… за детей боялась.

      – Мы бы потом сходили с ними на кладбище. А завтра будет очень тяжело, я переживаю, как они это перенесут!

      – Делай, что считаешь нужным, – с каменным лицом ответил Сергей и вышел из комнаты. Через пару секунд хлопнула входная дверь.

      А может, он не себя перед ней считает виноватым, а ее – в смерти отца?

      Господи, как тяжело от этой недоговоренности и невозможности прямо, как раньше, спросить: «Скажи, что мне сделать, чтобы тебе стало легче?»

      Вернее, спросить-то можно… Только ответ будет с учетом вины за измену, а значит, опять: «Делай так, как считаешь нужным»…

      Ольга заметила на столе конверт, взяла, чтобы посмотреть адресата. Письмо предназначалось Леониду Сергеевичу.

      В комнату зашла Машка с несчастным, заплаканным лицом – наверное, Костик все-таки объяснил ей, что «дедушка на небе». У Костика был опыт потери – его мать погибла несколько лет назад.

      – Мам, куда папа опять уехал? – отчего-то шепотом спросила дочь.

      – По делам.

      – А мы не будем есть?

      – Кто тебе сказал? Марш руки мыть!

      – Угу. А это кому письмо?

      – Дедушке.

      Машка посмотрела на нее удивленно, словно хотела спросить – разве тому, кто умер, могут писать письма?

      – А от кого?

      – От Терентьевой Зинаиды Михайловны, – прочитала имя на конверте Ольга.

      Маша взяла письмо, будто желая убедиться, что дедушки нет, а Зинаида Михайловна все еще хочет ему что-то сказать…

      – Мы будем его читать?

      – Нет. Это же не нам письмо.

      Ольга убрала конверт в шкаф, к газете с портретом в траурной рамке, а когда обернулась – Маши в комнате уже не было.

      Ольге показалось, что она должна еще что-то сделать… Что-то важное, правильное и нужное. Она позвонила Наде, но та, как всегда, не ответила… Ольга увидела свое бледное, осунувшееся отражение в зеркале на стене и вдруг поняла – зеркала! В доме, где кто-то умер, надо занавесить все зеркала.

      Она бросилась к шкафу и стала доставать из него простыни, полотенца, скатерти… И вдруг вспомнила – у Леонида Сергеевича только одно зеркало. Вот это – старое, в бронзовой раме.

      Ольга села на стул и горько, навзрыд заплакала, уткнувшись в какую-то скатерть, пахнущую стиральным порошком. Первый раз после смерти Леонида Сергеевича заплакала – потому что только сейчас вдруг до конца осознала – папа умер, завтра его похоронят, и он никогда, никогда больше не спросит ее так, чтобы никто