Четверо. Александр Пелевин

вами. Это нужно вам, а не им.

      – Хорошо, хорошо.

      – О чём вы хотели бы поговорить?

      – Я думаю, о том же, что и остальные. Мне не по себе, «Аврора». Скажу честно – мне страшно.

      – Я вижу.

      «О, конечно же, видишь, – подумал Лазарев. – Ты всё видишь».

      – Понимаешь, «Аврора», очень трудно смириться с мыслью, что мы летим вот в этой железной коробке за четыре световых года от Земли. Это же… чёрт возьми, это очень далеко! Я понимал, что будет именно так, что именно так и должно быть, но… Очень далеко. Я не могу себе этого представить. То есть мне кажется, будто всё это какая-то фантастика, сон, но мы здесь.

      – Очень далеко, – согласилась «Аврора». – До сих пор ни один пилотируемый космический корабль не долетал дальше Сатурна. Вы – первые, кто покинул Солнечную систему, и первые, кто подлетел к другой звезде. Этим можно гордиться. Это самая дорогая и самая дерзкая космическая экспедиция после высадки на Титан. Это сравнимо с полётом Гагарина.

      – Гагарина ждали на Земле, – сказал Лазарев.

      – Вас тоже будут ждать. Не те, кто отправлял вас, но их потомки.

      – Ты на полном серьёзе веришь, что мы вернёмся?

      – Такая вероятность есть, – ответила «Аврора». – Но вы сами прекрасно это знаете. Вас отправляли в неизвестность. Вероятность того, что вы сюда долетите, была очень невелика. Но вы долетели. Вы же сами говорили – помните, – что это подвиг?

      Лазарев кивнул.

      – Вы долетели, а это значит, что всё сработало верно. Не подвели системы корабля, не подвели расчёты, не подвели стазисные установки.

      – Что верно, то верно, – сказал Лазарев.

      – Но самое главное – вы, – продолжила «Аврора». – Вы очень большие молодцы. Каждый из вас. И вы, как командир, проделали невероятную работу, выложились на все сто, сделали всё как надо и даже ещё больше. Ваш подвиг продолжается.

      – Ты говоришь то, что надо говорить. Да, всё так. Нужно будет сделать ещё больше.

      – Вы сделаете. Вы – первый.

      – Да.

      – Хотите, я покажу вам море?

      Лазарев вдруг оживился, его глаза заблестели.

      – Конечно.

      Голубое свечение стало дрожать, меняться и искривляться, и вдруг на экране появилось море.

      Лазарев замер на месте с открытым в восхищении ртом.

      Это было Чёрное море возле мыса Фиолент в Крыму, где незадолго до полёта Лазарев провёл бархатный сезон. Будто снова сидел на террасе гостевого домика, а совсем рядом шумело море. Огромное, цветастое, изрезанное белыми всплесками волн, оно шумело и дышало, переливалось глубоко-синим и сладко-лазурным, пенилось, разбиваясь о скалы, и сливалось с небом мягкой полосой горизонта.

      – Да, – сказал Лазарев.

      Вечно бы смотреть, подумал он. Вечно бы вот так сидеть и смотреть, как тогда, в Крыму, когда он сидел на террасе, и вглядывался в это море, и думал, что это должно происходить вечно.

      «Аврора» молчала.

      – В детстве я мечтал стать моряком, – сказал Лазарев, не отрывая