Четверо. Александр Пелевин

снял ТТ с предохранителя, замедлил шаг, снова осмотрелся с фонариком по сторонам – никого. Подошёл к парапету, заглянул вниз, на галечный пляж, осмотрел его – тоже никого.

      Пахло тиной и сыростью.

      Приблизился к патефону – песня уже близилась к концу. Тщательно осветил, осмотрел. Зажал фонарик в зубах, протянул руку к патефону, очень осторожно, будто в осиное гнездо, и быстрым движением снял иглу.

      Музыка замолчала, жужжание патефона смешалось с шорохом прибоя.

      Введенский снова огляделся вокруг с фонариком. Никого.

      Он застопорил патефон и посмотрел на пластинку ближе. Это всё тот же Карло Бути, песня называлась L’ultima sera. Та же фирма Columbia, 1937 год.

      Патефон советского производства, с клеймом наркомата лёгкой промышленности, не тот, что у профессора – у того был немецкий.

      Введенский понял: тот, кто поставил эту пластинку, скорее всего, всё ещё здесь. Прятался где-то неподалёку и наблюдал.

      На его месте он бы тоже прятался где-нибудь и наблюдал.

      Ему стало не по себе.

      Он снова осторожно огляделся вокруг с фонариком, выхватывая из темноты в жёлтом свете кромку каменистого пляжа с маслянисто блестящими волнами, ступеньки вниз, парапет, брусчатую набережную, скамейки, клумбы, пальмы, снова набережную, снова парапет, бетонный волнорез и опять пляж.

      Никого.

      Только море шумело за спиной.

      Введенский почувствовал, что лицо его вспотело, провёл по нему ладонью, почувствовал набухшие от напряжения вены на лбу.

      Какой-то бред.

      – Подними руки и выходи! – выкрикнул он в темноту неожиданно для себя.

      Молчание.

      – Я знаю, ты здесь, – продолжил Введенский.

      Тишина.

      «Глупости, – подумалось ему. – Меня видно здесь с фонариком, как на ладони, а он может прятаться в этой темноте сколько угодно. Может быть, уже и ушёл давно».

      Он постоял так ещё пять минут, пока фонарик не стал светить слабее – кончался заряд. Оставаться здесь в полной темноте ему не хотелось.

      Введенский, продолжая оглядываться по сторонам, вытащил у патефона ручку, воткнул её в держатель, закрыл вместе с пластинкой, защёлкнул, взял под мышку, держа в свободной руке фонарик, и направился к санаторию.

      Оказавшись в своём номере, он включил везде свет, осмотрел комнаты, закрыл двери на балкон.

      Патефон оставил у входной двери, рядом с обувной полкой.

      Спать ему больше не хотелось. Часы показывали половину пятого.

      III

      Санкт-Петербург

      Клиника Бехтерева, отделение интегративной фармакопсихотерапии психических расстройств

      21 декабря 2017 года

      11:05

      – Расскажите мне ещё об этом Городе Первого Солнца. Мне интересно.

      На второй день Поплавский выглядел, кажется, более дружелюбным. Синяки под глазами не такие глубокие – наверное, он начал высыпаться, думал Хромов. Ещё бы не начал после таких таблеток.

      Поплавский сидел более уверенно, он больше не оглядывался в беспокойстве по