Четверо. Александр Пелевин

и бурлит океан, извергаясь громадной волной на погибающий город. Всё во сне погибает и рушится, умирает, ревёт плачущим голосом тысяч вдов и детей.

      Мир погибает уже давно, а сегодня он погиб совсем.

      Мы не заслужили этого.

      Я просыпаюсь, но грохот не прекращается.

      Ещё не открыв глаза, я слышу голос служанки: она будит меня, мечется по комнате и говорит, что пустынники опять бомбят Город Первого Солнца.

      Я открываю глаза. В разбитом и почерневшем от копоти окне на фоне оранжевого неба ярко-алым горит зарево, и это не рассвет. Рассветное небо бывает здесь тёмно-багровым, иногда зеленоватым, иногда лимонно-жёлтым, но никогда не алым. Это цвет погибающего мира.

      Служанка говорит, что надо поскорее бежать в подвал, чтобы укрыться от бомб, иначе все погибнут.

      Я сдуваю с себя жёлтое воздушное покрывало из аэрогеля и сажусь на кровать.

      Опять гремит, ещё ближе и громче, и всё внутри дрожит от ужаса; но мне надо быть абсолютно спокойной, как те хрустальные статуи жриц звёздного неба, которые разбомбили вчера утром. Тогда тоже гремело, но не так близко и не так громко, а теперь от грохота бомб содрогается пол под ногами и качаются стеклянные люстры с живыми светлячками внутри.

      Я прошу у рабыни флакончик с аэрогелем и укутываюсь с ног до головы в сиреневое платье-облако. Ненавижу сиреневый цвет».

      Его отправили на принудительное лечение неделю назад. В октябре он ворвался в здание Пулковской обсерватории и подрался с научным сотрудником, требуя немедленно связаться с планетой. Угрожал, что взорвёт гранату, но при обыске ничего не нашли.

      Об этом много писали в новостях. Хорошо, что видео с камер так и не выложили, была бы совсем клоунада. Впрочем, на это стоило бы посмотреть.

      Хромов включил электрический чайник, насыпал в грязную кружку немного растворимого кофе и снова сел за монитор. Он ненавидел растворимый кофе, но это был единственный способ проснуться.

      В дверь постучали.

      – Войдите, – сказал Хромов и сам удивился, насколько хриплым оказался его голос.

      В проёме показалась голова Зинаиды Петровны, старшей медсестры.

      – Павел Сергеич, проснулись?

      – Как видите, – хмуро ответил Хромов. – Я совсем плохо выгляжу?

      – Ага, – она улыбнулась.

      – Спасибо за искренность, Зинаида Петровна. Я в порядке, готовьте там этого вашего… космонавта.

      «Космонавт» – неподходящее слово, подумал он, надо бы пошутить остроумнее, но мозг отказывался работать.

      – Да, он в столовой. К одиннадцати?

      Хромов кивнул. Зинаида Петровна исчезла и закрыла за собой дверь.

      Он продолжил читать.

      «Я слишком хорошо помню это и не могу забыть. Я закрываю глаза и до сих пор вижу это. В грязно-оранжевом небе медленно проплывает корабль пустынников – дирижабль из мягкого непробиваемого стекла, накачанный летучим красным туманом. Он похож на сытое брюшко гигантского насекомого. Даже здесь слышно, как натужно