Алый Первоцвет возвращается. Эмма Орци

Они так молоды…

      – Но с чего ты взяла, что теряешь их? – вмешался он. – Да и что я должен сделать по-твоему? Они – члены клуба. Они могут быть сколь угодно молодыми, но они уже достаточно выросли для того, чтобы знать, что такое клятва. Они клялись точно так же, как я и все остальные. И я, даже если бы и захотел, не могу освободить их от клятвы.

      Не дождавшись ответа, молодой человек склонился к ней и взял ее руки в свои, пытаясь хотя бы что-то прочесть в ее лице в наступивших сумерках.

      – Ты же не хочешь, чтобы они нарушили клятву? – настойчиво продолжал он.

      Но она вновь ничего не ответила и лишь спросила окончательно подавленным голосом:

      – Что ты собираешься делать сегодня вечером?

      – Этим вечером, – со вновь вспыхнувшим энтузиазмом отозвался ее кавалер, – мы собираемся подготовить для Робеспьера дьявольскую петлю!

      – Какую петлю? Где?

      – Сегодня на рю Сент-Оноре состоится ужин. Жак и Жозефина тоже там будут.

      – Знаю, – тихо отозвалась девушка. – Они мне сказали, что пойдут туда. Я не могу удержать их.

      – А ты придешь?

      – Конечно. Maman просила меня об этом.

      – О Регина! Этот вечер может стать поворотным в истории Франции! Помни…

      – Я помню лишь то, Бертран, что ты, естественно, уже все рассказал Терезе, и там будет полно робеспьеровских шпионов. Тебя и детей опознают, схватят, отправят в тюрьму, а после – на гильотину. О боже мой, – скорбно добавила она. – А я даже бессильна сделать хотя бы что-нибудь, глядя, как вы столь безрассудно суете в петлю свои головы. Проводить вас на смерть, обречь бедную maman на нищую и скорбную гибель…

      – Какая ты пессимистка, Регина, – усмехнувшись, ответил он и поднялся на ноги. – И это все, чего мы добились, проговорив с тобой целый вечер.

      Девушка промолчала.

      Все так же продолжая молчать, они вышли из этого небольшого портика, где еще совсем недавно проводили счастливые часы.

      Вскоре после того как Бертран и Регина покинули свое убежище, тяжелая дубовая дверь церкви осторожно приоткрылась и появилась едва различимая в сгустившейся тьме фигура. Закрыв дверь, она бесшумно пересекла портик и вышла на улицу.

      Далее эта громоздкая и неуклюжая фигура двинулась по направлению к Арсеналу, сопровождаемая унылым стуком по мостовой изношенных старых башмаков. Городские ворота были еще не закрыты, поскольку церковные колокола только что били восемь часов. Да и сержанту, стоящему на воротах, не было никакого дела до проползающего мимо нищего убожества. Но болтавшаяся около ворот группа национальных гвардейцев обратила-таки внимание на запоздалого прохожего, задыхавшегося от ужасного астматического кашля, который дал повод одному из них отпустить весьма угрюмую шуточку:

      – Pardi![2] Не часто теперь удается встретить человека, не нуждающегося в услугах мадам гильотины!

      Однако все про себя отметили, что, миновав ворота, этот жалкий астматик направился к рю де ла

2

Черт побери! (фр.)