Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле. Вадим Волобуев

слова

      оды

      развернувшейся долгим о!

      Песни юношей в море

      Да участвует в хоре

      бодрой юности торжество

      Есть прекрасные звуки

      Сколько зим они втайне

      простояли в гортани

      жен под черной чадрой

      В море сброшены чадры

      и не высохли руки!

      Лижет львом прирученным

      вольным вольные руки

      вал впервые зеленый

      пеной белой впервой

      Но тех звуков прекрасней

      звук дыхания: ах!

      в час как счастья избыток

      проступает в слезах… 143

      Войтыла впитывал эту новую действительность, чтобы потом включить ее в переработанный вариант пьесы об Адаме Хмелёвском. Но внешне оставался безучастен, больше увлеченный «берегами, тишиной напоенными». Поляки назвали бы это «внутренней эмиграцией». «Брата нашего Бога» Войтыла закончит в 1950 году и отнесет в «Тыгодник повшехны» – католическую газету, созданную под эгидой митрополита Сапеги его знакомыми по Унии Яном Пивоварчиком и Ежи Туровичем144. Но «Тыгодник», как и весь польский католицизм, будет переживать в тот момент не лучшие дни, придавленный коммунистическим прессом. Творение Войтылы с его кредо «Я выбрал высшую свободу» придется явно не ко двору и будет отложено на тридцать лет.

***

      Первого ноября 1946 года Сапега рукоположил Войтылу в священники (первого среди участников «Живого розария»). День всех святых в 1946 году оказался совмещен с Днем памяти жертв войны: через Краков на Раковицкое кладбище в тихой торжественности везли останки заключенных Аушвица. Впереди двигалась рота почетного караула со знаменем, освященным краковским архиепископом, потом шли выжившие узники концлагеря, которые несли урны с пеплом сожженных, а вокруг двигались польские «комсомольцы» с факелами. С ратуши на площади Главного рынка звучал трагический хорал «С дымом пожарищ» – память об истреблении галицийских поляков украинскими крестьянами во время восстания 1846 года, закончившего недолгую историю Краковской республики145.

      Этот день, как и последующие, когда Войтыла будет служить мессы в вавельской крипте святого Леонарда, в дембницком храме святого Станислава Костки и в вадовицком соборе, превратился для него в одну сплошную заупокойную службу по тем, кто не дожил до конца оккупации: по отцу, по однокурсникам, по салезианцам и по школьным товарищам. Он будто прощался с прошлым, перелистывая очередную страницу своей жизни. Из родных на его первую мессу пришла лишь крестная, Мария Вядровская, старшая сестра матери, а из «Живого розария» – Мечислав Малиньский, представлявший Яна Тырановского, который умирал от чахотки и гангрены в госпитале. Пришли актеры Театра рапсодов, но не было ни Кыдрыньского, ни Остервы (последний скончается в мае 1947 года от рака). Зато присутствовал верный ксендз Фиглевич, которому выпало счастье стать руководителем бывшего ученика на его первой

143

Важик А. Радость советская. Перевод М. Цветаевой.

144

Хотя печататься там он начал, видимо, не в силу шапочного знакомства с редакцией, а благодаря сотоварищу по обучению в Риме Станиславу Старовейскому, чья тетка пользовалась большим влиянием среди католической интеллигенции Кракова. По возвращении Войтылы и Старовейского из Рима она устроила прием в честь них, пригласив редакцию «Тыгодника повшехного». Там-то Войтыла и получил предложение опубликоваться, описав свои впечатления о христианстве на Западе (Lecomte B. Op. cit. S. 148).

145

Szczypka J. Op. cit. S. 111–112.