Часовщик. Зима. Ольга Амалфеева

заглянула. Тоня сидела за столом в наушниках, спиной к ней и, поставив одну ногу на стул, что-то писала.

      – Тонь. То-ня.

      Девочка не поворачивалась. Вероника подошла и прикоснулась к плечу – девочка вздрогнула и подскочила на стуле:

      – Блин! – она с отвращением полыхнула глазами и стянула наушники.

      – Ты что?

      – Трындец, ты меня напугала.

      – Прости, я зову тебя, зову.

      – Я не слышала.

      – Я писала тебе сегодня, ты не ответила.

      Девочка промолчала.

      – Ты таблетку выпила?

      – Выпила.

      – Вовремя?

      – Тебе спросить, что ли, больше не о чем?

      Вероника растерялась:

      – Почему не о чем? Но это важно. Важно пить их по часам.

      Вышло как-то вязко и отвратительно менторски. Тоня иронично вскинула брови:

      – Кому важно?

      – Тебе важно, Тоня. – Вероника хотела быть убедительной. – Иначе всё лечение может оказаться зря.

      – А сейчас не зря? Сейчас, типа, у меня всё норм, – девочка покривилась и хмыкнула в книгу.

      – Тоня, это, возможно, долгий процесс.

      – Какой долгий? – девочка резко развернулась. – На фига тогда мне эта твоя отрава? У меня от неё всё чешется.Ты это видела? Что это? – она подняла указательным пальцем бровь.

      – Что, Тоня, я не вижу.

      – Очки надень. Что тут не видеть. Что это за фигня? Это от таблеток твоих. Она не пройдет теперь. Я теперь ещё и с бородавками на лице ходить буду? На фига мне такое лечение? Чтобы я совсем уродиной была?

      Голос балансировал, норовя сорваться в крик или слезы.

      – Тоня.

      – Что "Тоня"? Что мне с этим теперь делать? Куда я такая пойду? От этой дряни я только пухну и потею, у меня всё чешется. Я мокрая и вонючая. Я ненавижу всё это! – она брезгливо тряхнула руками.

      – Тоня.

      – Что "Тоня"?! Я говорила тебе: я не буду это пить. Я тебе говорила?! Сама пей эту свою дрянь!

      – Тоня, но больше ничего нет

      – Так и не надо ничего! Не надо. Я тебя просила?

      – Но нужно же что-то делать?

      – Сдохнуть нужно.

      – Что ты говоришь? – между лопаток заерзали мелкие тоскливые мурашки.

      – А что такое? – насмешливо протянула девочка, развернувшись прямо на неё. – Что это тебя вдруг забеспокоило? Раньше тебе не было дела.

      – Ну как мне до тебя не было дела? – Вероника удивилась. – Я всю жизнь с тобой.

      – Какую жизнь? Что ты обо мне знаешь?

      – Тоня, я о тебе всё знаю, я родила тебя и живу с тобой всю жизнь, – она улыбнулась, почувствовав надежную опору в этой неоспоримой правде.

      – Да у нас с тобой не было никогда нормальных отношений! – вдруг взвилась девочка. – Ты ничего обо мне не знаешь! Ты ни друзей моих не знаешь, ни в каком я классе учусь. Ты ни на одном собрании не была! Я пишу, как придурок. Ты что, к логопеду не могла меня отдать?!

      – Ты в девятом классе. Я не могу ходить на все собрания. Я работаю.

      – Вот и работай дальше, – девочка отвернулась и натянула наушники.

      Вероника