Вокализ. Галина Смирнова

я к столу, а на нём в вазочке какие-то дебильные три красные розочки, какие-то колбасы, сыры, вижу, что особые, не наши, и шашлык из баранины – жир течёт на тарелку и тут же белым пятном застывает, и вино разное в бутылках, и водка, и пиво… Взял я за углы эту скатерть-самобранку, связал в узел, вышел и бросил на помойке.

      – Иди, – говорю матери, – иди в ванну, отмывайся и одевайся, как нормальная женщина, к отцу на могилу поедем.

      В это время её мобильный звонит, она из ванной выглядывает, смотрит на меня, мол, как быть.

      – Молчи, – говорю ей.

      Минут через десять около нашей калитки остановилась машина, потом долго звонят в дверь, потом стучат в окно.

      Думаю, только бы окно не разбили, чтобы нам не встречаться. Подождал, смотрю, уехал этот Махмуд.

      Мать переоделась в длинное платье, русые волосы собрала сзади в пышный пучок и стала ещё стройнее, как будто даже выше, моложе, чище и такой красивой – мимо не пройти! Ей всего-то сорок четыре года, девчонка! Она же раньше провизором в аптеке работала, сидит у окошка в белом халатике, аккуратненькая, чистенькая всегда.

      – Мам, и только без косметики! Чтобы всегда такой была!

      Я вызвал такси, мы приехали к отцу на кладбище, могила была в полном запустении –краска на оградке обтрепалась, местами её не было вовсе, деревянный крест покосился, ни живых, ни искусственных цветов, лопухи да бурьян.

      – Коленька, надо бы порядок на отцовской могиле навести.

      – Разберусь.

      Когда вернулись домой, велел шофёру не уезжать, подождать нас.

      – Мать, собирайся, в твоём распоряжении двадцать минут, мы уезжаем.

      – Куда, сыночек?

      – Пока два-три дня поживём у моего друга, он в областном центре живёт, мы в армии переписывались, он уже дома, а там видно будет.

      – Так что же, сюда мы не вернёмся?

      – Вернёмся… наверное. Будем устраиваться в большом городе, там аптек много, ты провизор опытный.

      – А ты, сынок?

      – Я, мама, отличным шофёром стал в армии, знаешь, сколько по степи поездил! Снимем комнату, потом квартиру, а там, глядишь, и свою заработаем.

      Мать прижалась ко мне, плачет.

      – Не пропадём, мама!

      – А дом, дом-то как, сынок?

      – Разберёмся.

      Пока мать собиралась, я закрыл ставнями окна, повесил замки, отключил электричество, водоснабжение, на всякий случай.

      Кажется, я задремал, сквозь ресницы проносились жёлтые огни фонарей, слышался шум дороги, запах весенней травы на обочине. Мне снилось, что с ранцем за плечами я бегу из школы в аптеку у дома, где стоит мамочка в белом халате, сейчас она даст мне ключ от дома, я сброшу ранец, быстро, обжигаясь, поем горячих щей с горбушкой хлеба, потом побегу играть в футбол с мальчишками на пустыре. А вечером с работы идут под руку папа и мама, и я в окошко на них любуюсь.

      Я сидел на заднем сиденье, положив голову маме на плечо и уткнув лицо в тёплую, нежную ложбинку на её шее, и запах… такой родной.

      Счастье

      Никто не помнил