Сто лет. Хербьёрг Вассму

своим детям, что ей надо о многом подумать, что у нее много забот и что ей приходится делать эти остановки, дабы их жизнь могла продолжаться дальше.

      Арнольдус и Сара Сусанне были в гостиной одни. Накрахмаленные летние шторы колыхались, как мантии. Картофельный крахмал, тщательное спрыскивание и горячий утюг. Но к матери эти заботы не имели отношения. Она не занималась такими пустяками. Ей не приходилось даже намекать, что она не любит этого или чувствует себя слишком важной дамой для такой работы. Нет, вовсе нет. Просто всегда получалось, что в это время она или разбирала свой секретер, или должна была что-то проверить. До того как Марен вышла замуж, именно она распоряжалась всем в доме и делала генеральную уборку, в том числе и гладила шторы. Теперь это как могли делали другие дочери или служанки.

      Арнольдус всегда был чем-то занят, какая-то неприкаянность вечно гнала его из дому. Он почти постоянно чувствовал себя неприкаянным. Даже по воскресеньям. Особенно по воскресеньям.

      – Если Юханнес купит Хавннес и начнет там свое дело, без жены ему не обойтись. По-моему, тебе не следует тянуть с ответом. Здесь на каждом мысе найдется девушка, мечтающая выйти замуж.

      Сара Сусанне пыталась заглянуть брату в глаза. Пыталась показать ему, что она ждет от него совсем других слов. Хотя и не знала, каких именно. Но то, что Арнольдус, которого она ставила выше всех людей, предает ее таким образом, было ужасно.

      – Я думала, ты посмотришь на это с моей стороны… – начала она.

      – Я так и делаю, дорогая… И не знаю никого, кто подошел бы тебе лучше, чем Юханнес.

      – Неужели никого больше нет?

      – А кто еще может быть? Что ты имеешь в виду?

      – Значит, надо выходить замуж за первого попавшегося?

      – Юханнес не первый попавшийся, – кисло возразил Арнольдус.

      Но когда Сара Сусанне наконец поймала его взгляд, он тут же отвел глаза.

      – Я надеялась найти у тебя поддержку, – прошептала она.

      – А разве я тебе в ней отказал?

      Сара Сусанне помолчала, ожидая, что он скажет еще. Арнольдус молчал, тогда она встала и наклонила голову. Пригладила руками юбку и пошла к двери. Медленно. Если бы он сейчас сказал ей хоть слово, произнес бы ее имя, она бы обернулась и бросилась ему на шею.

      Три дня Сара Сусанне лежала в постели, у нее болело горло. Родным пришлось послать человека в Бё с сообщением, что она не может вернуться к обещанному сроку.

      Хозяйка вообще была недовольна ее отъездом, можно было представить себе, что она скажет, узнав, что возвращение Сары Сусанне откладывается.

      Мать пришла проведать больную и остановилась в дверях комнаты. Ей непонятно, как в это время года у человека может болеть горло. Нет-нет, она не осуждает Сару Сусанне за ее болезнь, она только сказала то, что думает. И закончила словами: «Бедная моя девочка!» Сара Сусанне знала, что, если она преодолеет жжение в горле и расплачется, мать непременно войдет в комнату и сядет к ней на край кровати. Но она лишь отрицательно