Карамазовы. Федор Достоевский

поспешно вышла. Lise того только и ждала.

      – Прежде всего отвечайте на вопрос, – быстро заговорила она Алеше, – где это вы так себя изволили поранить? А потом уж я с вами буду говорить совсем о другом. Ну!

      Алеша, инстинктом чувствуя, что для нее время до возвращения мамаши дорого, – поспешно, много выпустив и сократив, но, однако, точно и ясно, передал ей о загадочной встрече своей со школьниками. Выслушав его, Lise всплеснула руками:

      – Ну можно ли, можно ли вам, да еще в этом платье, связываться с мальчишками! – гневно вскричала она, как будто даже имея какое-то право над ним. – Да вы сами после того мальчик, самый маленький мальчик, какой только может быть! Однако вы непременно разузнайте мне как-нибудь про этого скверного мальчишку и мне все расскажите, потому что тут какой-то секрет. Теперь второе, но прежде вопрос: можете ли вы, Алексей Федорович, несмотря на страдание от боли, говорить о совершенных пустяках, но говорить рассудительно?

      – Совершенно могу, да и боли я такой уже теперь не чувствую.

      – Это оттого, что ваш палец в воде. Ее нужно сейчас же переменить, потому что она мигом нагреется. Юлия, мигом принеси кусок льду из погреба и новую полоскательную чашку с водой. Ну, теперь она ушла, я о деле: мигом, милый Алексей Федорович, извольте отдать мне мое письмо, которое я вам прислала вчера, – мигом, потому что сейчас может прийти маменька, а я не хочу…

      – Со мной нет письма.

      – Неправда, оно с вами. Я так и знала, что вы так ответите. Оно у вас в этом кармане. Я так раскаивалась в этой глупой шутке всю ночь. Воротите же письмо сейчас, отдайте!

      – Оно там осталось.

      – Но вы не можете же меня считать за девочку, за маленькую-маленькую девочку, после моего письма с такою глупою шуткой! Я прошу у вас прощения за глупую шутку, но письмо вы непременно мне принесите, если уж его нет у вас в самом деле, – сегодня же принесите, непременно, непременно!

      – Сегодня никак нельзя, потому что я уйду в монастырь и не приду к вам дня два, три, четыре может быть, потому что старец Зосима…

      – Четыре дня, экой вздор! Послушайте, вы очень надо мной смеялись?

      – Я ни капли не смеялся.

      – Почему же?

      – Потому что я совершенно всему поверил.

      – Вы меня оскорбляете!

      – Нисколько. Я как прочел, то тотчас и подумал, что этак все и будет, потому что я, как только умрет старец Зосима, сейчас должен буду выйти из монастыря. Затем я буду продолжать курс и сдам экзамен, а как придет законный срок, мы и женимся. Я вас буду любить. Хоть мне и некогда было еще думать, но я подумал, что лучше вас жены не найду, а мне старец велит жениться…

      – Да ведь я урод, меня на креслах возят! – засмеялась Лиза с зардевшимся на щеках румянцем.

      – Я вас сам буду в кресле возить, но я уверен, что вы к тому сроку выздоровеете.

      – Но вы сумасшедший, – нервно проговорила Лиза, – из такой шутки и вдруг вывели такой вздор!.. Ах, вот и мамаша, может быть, очень кстати. Мама, как вы всегда запоздаете, можно ли так долго! Вот уж Юлия и лед несет!

      – Ax, Lise,