Козулька. Дарьяна Антипова

себе и глажу по волосам.

      – Она работала на секретном заводе, создавала ядерные всякие бомбы…

      Мама начинает нервно смеяться и целовать мне плечо.

      – Она «невыездная» из России. Она мечтала уехать. Меня вот отправила… Потом – последние 20 лет сидела с нами, с детьми, водила по кружкам, в музыкальные и английские школы. Она вообще хотела с дельфинами работать! Биологом! А потом пошла за отцом в физику…

      – Это относится к делу?

      – Нет, наверное…

      «Что же мы наделали!» – раздается истеричный бабушкин шепот с кухни. Все оборачиваются туда. А мама поднимает огромные свои глаза на меня: «Доченька, Ладушка моя милая… Прости меня за все, что я в жизни сделала. Они все равно меня убьют…»

      – Кто убьет?! – вдруг проявляет заинтересованность старший врач.

      – Я не поняла, то ли врач ее этот, который на расстоянии ею манипулирует, то ли с заводов тех… Их же хорошо там запугивали и обрабатывали… А потом – мы с сестрой разъехались, с отцом она развелась из-за этого врача… писать мне перестала… и осталась совсем одна.

      Я все шла и шла по длинному полю от дома, стараясь найти вытоптанную в снеге тропу. На этом поле всегда по утрам сидели вороны и разрывали клювами тонкие лоскутки еды ближайшей помойки. Я оглянулась назад. Светящееся мамино окно с тряпичными бабушкиными шторами еще виднелось среди чужих нашего холодного панельного дома.

      Я наклонилась к одной, своей любимой хромой вороне, вытащила из кармана завернутый завтрак и положила на снег. «Мама сегодня сделала», – пояснила я и пошла дальше в школу.

      Мама была совсем маленькая. Завернутая в джинсовку, она неестественно двигалась в ночной темноте к машине, поддерживаемая с двух сторон медбратьями. Дернулась, попыталась бежать, ее сбили с ног, закрутили руки за спиной и потащили дальше. Она умудрилась изогнуться, посмотреть на наше окно, где стояла теперь я и соскребала со стекла сантиметровый слой льда.

      Солнечный стрелок

      Посвящается отцу, Виктору Антипову

      Сёма плохо помнил свою бабушку. Он видел ее только на фотографиях.

      Сейчас же она сидела на противоположной полке поезда, усмехалась одной верхней губой и, покашливая, ковырялась коричневым пальцем правой руки в зубах.

      – Ну, хоть попрощайся с матерью, Сёмка!

      Сёма отвернулся от окна и зажал голову между коленей. Отец постучал пальцем в стекло, мама стояла рядом, прижав руку к груди. Сёма не шелохнулся. Поезд затрясся легко и поехал.

      Бабушка достала паспорт с билетами на стол и прилегла на свернутый матрас дожидаться проводницы.

      – В жизни есть три испытания. В семнадцать – двадцать лет – испытание любовью. В сорок – свободой. В шестьдесят пять лет – старостью. А тебе еще даже до первого этапа далеко – не напрягайся так! Еще четыре дня ехать.

      Сёма лег и отвернулся к стенке.

      – Скажи, зачем ты на тренажерный уголок повесил куклу вверх ногами?

      Сёма покраснел и, подумав немного, решил ответить:

      – Это давно было…

      – Не