Гринтаун. Мишурный город. Рэй Брэдбери

здесь пребывает вечно,

      Она едва ли знает, что такое юность;

      Но чем мы старше, казаться будет нам,

      Тем она становится моложе.

      Лиловыми чернилами проставленные в книгах

      Штампы – следов и дат цепочка —

                                   к мудрости тропа.

      Лилейные страницы шелестят и шепчут.

      Бормочут мальчики, плутая между стеллажей,

      Где все таинственно, подобно замшелому

                                   колодцу,

      Куда невежество кричит и слышит обучаемое

                                   эхо.

      Вот утесы, вот гранитные карьеры, где

      Плаваем мы летними ночами

      В прохладе слов

      И на берег выходим, испещренные стихами,

      Но даже вытертые полотенцем,

      Они стекают с наших пальцев

      И застилают нам глаза печалью светлой.

      Весь городок, дома, лавчонки, «Элит-театр»,

                                   библиотека – все превосходно.

      Превосходно лето в превосходном граде,

      Где из небес зеленые чернила дождем зеленым

                                   опадают.

      А на аэродроме,

      Боже, только гляньте!

      Как плавно,

      Гладко, как красиво,

      Смотрите! Видите?

      Как пролетают мимо драконов тени:

      Аэропланы – подобие воздушных змеев.

      Обрезана бечевка.

      Несуетливо

      Ложатся в нисходящий дрейф…

      И

      Садятся

      На

      Траву.

      Когда во дворе расцветали слоны[8]

      Когда во дворе расцветали слоны,

      Извлеченные из чердачной пылищи,

      Где они обитали так долго,

      Что розочки поблекли на боках,

      И они наглотались пыли, и топтали древнюю

                                   траву,

      Невидимые глазу, в гуще джунглей,

      В гостиной нашей, на полу.

      И вот мы вывели на божий свет знакомцев

                                   наших старых

      И, выбив шкуры, развесили пред ликом солнца,

      И тканые доспехи запестрели красками.

      Какая царственность!

      Величие Ганнибала, Рима, Альп,

      Египетских саванов и гробниц, руин троянских

                                   и дельфийских таинств…

      По арабескам, наподобие этих, Виктория

                                   некогда ступала.

      На старой свалке для костей звериных

      Теперь развешаны изысканные шкуры,

      Добыча ржавчины и пыли. Sic transit gloria[9].

      Все в прошлом, потускнело, позабылось,

                                   подобно рококо,

      Но в юности я выбивал клубы коричневые пыли,

      Протаптывая тропки, и вызывал такие ароматы,

      От которых могли бы низвергаться короли

      И восходили бы на трон безумцы прокаженные

      И грешники, раскаявшиеся притворно.

      Старинное зверье на бельевой веревке,

      Подверженное

8

«When Elephants Last in the Dooyard Bloomed», PS Magazine, 1969.

^Парафраз заглавия элегии «Когда во дворе цвела сирень» («When Lilacs Last in the Dooryard Bloom’d»), написанной Уолтом Уитменом (1819–1892) на смерть Авраама Линкольна в 1865 году.

9

Sic transit gloria (лат.) – так проходит слава.