Веснянка. Ольга Озерцова

и шум! – старик присел рядом с гостем. – Того и гляди и нас с тобой туда же закинут. Этот огонь очистит. Смотри, дорогой гость. Жжем его и в честь мертвых.

      Парни и девушки, растащив и перекидав всю кучу, затихли и торжественно стали вокруг огня. К костру подошли женщины, поклонились пламени, опустились на колени. И стали лить из чаш в огонь29. Пламя вдруг по-особенному вспыхнуло.

      – Напиток жизни, мед. Это для тех, кто ушел от нас. Пусть радуются они. Огонь в радость. Он от солнца, все согреет, сожжет и саму смерть.

      – Это не радость, – гость стал серьезным. – Не пойму я вас все же. Смерть не радость. Умирать страшно, старик.

      – Что же тут страшного? Страшно тому, кто не успел спеть свою песню или у кого душа неспокойна. А если сделал все по-доброму на белом свете, что же бояться вернуться к земле. Ты как цветок – дышал, хоть и отцвел, остались семена. И что-то новое родится, подобное тебе, но другое.

      К костру подошли несколько человек и, высоко подкинув вверх, бросили в огонь деревянные ложки, приговаривая:

      – Чтоб рожь такой же высокой уродилась!

      – Я много объехал краев, старик. И во всех странах люди боятся смерти. Разным верят они богам, иногда я думаю, что многим из страха перед ней.

      – Взгляни!

      От пива и меда, все освещая, пламя взметнулось ярко. И с двух сторон от костра, разбежавшись, прыгнули навстречу друг другу юноша и девушка, над огнем их руки соприкоснулись, все кругом захлопали. Гость тихо наклонился к старику:

      – Не страшно тебе все это оставить, старик? Я прожил много, я тоже уж пожил. А только вот… цветы, женский шепот и дыханье, блеск костра… жалко, что это уйдет.

      – А после нас будет жизнь или нет, как ты думаешь? Где ты был, когда это столько раз уже рождалось, как зерно в земле? Ты ведь часть этого, добрый человек, мы все дети земли и солнца – и травы, и люди. Страшно было б, если б это все: песни, и шепот, и костры, и цветы – все исчезло с тобой.

      – Но ведь ничего… Не дышать, не целовать, не смеяться, старик, ничего!

      – Мы слишком любим жизнь, друг, чтобы бояться ее потерять. Боятся ее потерять лишь скупые… Если ты дышал, любил, радовался, жил по закону солнца, до конца выпил ее напиток – что ж тут страшного? А вот если ты не долюбил или кого обидел, – так и горько умирать.

      А костер вновь вспыхнул высоко, почти до сосен. Парни, девушки, взявшись за руки, кружились вокруг него:

      Солнышко, тебе песнь споем,

      Красное, тебе песнь споем,

      Как разгорелось солнце красное

      Над лесом, над сырым бором…

      От пламени просвечивали тонкие девичьи тела, за ними чернели сосны. Он повторил:

      – Мы все дети земли и солнца: цветы, и птицы, и люди… это же живет.

      Девушки подняли руки вверх и еще быстрее закружились.

      – Разве это не бессмертье?

      Старик встал.

      – Приходи к нам, солнышко, приходи к нам с радостью!

      И тоже поднял вверх руки.

      – Видишь, оно послало нам свой огонь, наш костер, будто солнце на земле.

      Добрита снова сел.

      – И меня возьмет, и сгорю к

29

«Льют мед в пламя», «вызывают души покойников, зажигая вино и лен, по цвету пламени судят о явлении душ». Гоголь И. В. Полное собрание сочинений. М., 1952. Т. IX. С. 425, 426.