Танцы на снегу. Геном. Калеки. Сергей Лукьяненко

Спасибо. – Я улыбнулся, хотя улыбка и вышла жалкой. – Я… я немножко испугался. Что вы будете держать меня в корабле, пока я не стану… как эти.

      Доктор Антон тоже улыбнулся. Присел на корточки рядом с кроватью. И потрепал меня по голове.

      – Брось. В нашем дурацком, полном законов мире практически нет нужды в насилии. Может, лучше бы наоборот, а?

      Он встал, вынул очередной шнур. Я скосил глаза – кабель для нейрошунта. Спросил:

      – Я сразу отключусь?

      – Да, Тиккирей. Держи свой загубник.

      Я послушно взял в рот шланг. Вкуса никакого не чувствовалось, все ведь было много раз стерилизовано. Может, попросить попробовать…

      – Удачного гипера, расчетчик, – сказал доктор. И мир исчез.

      Как же у меня болела голова!

      Я даже тихонько завыл, когда это почувствовал. На языке был гадостный привкус – будто жевал солено-сладкую глину.

      Голова раскалывалась. И чесалась коленка. Затекла правая рука, будто я пытался ее вырвать из тугой петли.

      Я лежал на своем месте расчетного модуля. Шнур по-прежнему был в шунте, только уже отключен. Вытянув левую руку – она слушалась лучше, – я выдернул его. Выплюнул загубник.

      Ничего себе!

      Это не подключение к школьному компьютеру.

      Ремни по-прежнему притягивали меня к кровати. Я ухитрился их отцепить, встал. Боялся, что будут подкашиваться ноги, но все оказалось в порядке.

      Осторожно коснувшись двери, я выглянул в общий зал.

      Там стоял Кеол – голый, бледный и почесывающий живот. При виде меня он заулыбался:

      – А, Тиккирей! Привет, Тиккирей. Как ощущения?

      – Ничего, – пробормотал я. Вроде бы и впрямь ничего со мной не стряслось.

      – Вначале всегда ничего, – серьезно сказал Кеол. – Потом все делается скучным. Неинтересным. С этим надо интенсивно бороться!

      Он торжественно погрозил мне пальцем и повторил:

      – Интенсивно! Ты простерилизовал кровать?

      – Нет… как это?

      – Смотри…

      Кеол протиснулся в мою «бутылку». Показал – все и впрямь было просто и почти полностью автоматизировано. И впрямь как для тяжелобольных.

      – Загубник тоже моешь, – серьезно объяснял он. – Там вечно остатки каши. И вымойся сам! Кровать впитывает выделения, если что-то пролилось, но надо мыться. Начисто! Вот, открой ящик…

      Душ был прямо здесь. Гибкий шланг с лейкой на конце и флакон бактерицидного геля, самого обычного дешевого геля, который мы иногда покупали в магазине.

      – В полу отверстия, вода стечет туда, – объяснил Кеол. – И кровать окати. Когда выйдешь, просушка и ультрафиолет включатся автоматически.

      – Мы прилетели, Кеол? – спросил я.

      Он заморгал.

      – Мы? Да, наверное. Я не спрашивал. Но если отключились – значит, прилетели. Верно?

      Кеол вышел, а я стал торопливо приводить себя в порядок. Вымылся несколько раз, вытерся полотенцем из того же ящика. Все было продумано. Все было просто и целесообразно. Ужас какой-то!

      Хорошо,