Форель à la нежность (сборник). Андрей Курков

кивнул комиссар. – Суматоха сразу поднялась. Половина беляков сразу в лес драпанула – подумали, что наши наступают. Мы в подвале сидели. Вдруг дверь открывается и юнкеришка кричит: «Бы стрее в лес уходите! Скажете, что Несмогов вам спастись помог!» Я бы этого юнкеришку на месте прихлопнул! Но сначала капитана б ихнего. Вот сволочь из сволочей!

      Неожиданно комиссар сцепил зубы и прижал руку с наганом к правому предплечью.

      – Вы ранены?

      – У-гу… Наши далеко?

      – Не очень.

      – Дорогу знаешь?

      – Конечно.

      – Пошли.

      Мы шли медленно. Комиссар то и дело останавливался, оглядывался назад, прислушивался.

      – Здесь никого нет! – успокоил его я.

      – Нельзя терять классовое чутье и бдительность!

      Вдруг он остановился, сошел с тропинки и лег за кустом орешника.

      – Живо сюда! – выпалил он скороговоркой.

      Я прижался к земле рядом с комиссаром. Было тихо, только ветки потрескивали на ветру.

      – Никого же нет? – прошептал я.

      – Никого?! – Он ехидно скривил губы.

      Я напряг слух. С левой стороны действительно надвигался какой-то невнятный шум. Потом раздалось ржание коней.

      Где-то недалеко запели песню. Несколько зычных глоток. Пели они не под шаг.

      – Казаки! – шепнул комиссар.

      …Из-за лесу блещут копия мечей.

      Это сотня казаков-лихачей.

      Э-ге-гей! Жги! Коли! Руби!

      Это сотня казаков-лихачей.

      Комиссар ловил языком травинку, щекотавшую ему нос. Он смотрел на нее с такой ненавистью, словно в этой травинке видел всех своих прошлых и будущих врагов. А казаки задиристо продолжали.

      …Впереди наш командир удалой,

      Он скомандывал: «Робя-аты, все за мной!»

      Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!

      Он скомандывал: «Робя-аты, все за мной!»

      Комиссару наконец удалось поймать ртом травинку. Он подтянул ее языком к зубам, потом прикусил ее и чуть-чуть приподнял голову. Травинка натянулась, как струна, но не отрывалась. Тогда он еще выше приподнял голову. По травинке на землю сбежала капелька крови. Ижев дотронулся пальцем до рта. Палец был в крови. Травинка резанула нижнюю губу по самой середке. Комиссар чертыхнулся, сплюнул кровью. Отпущенная травинка, обмякшая и вялая, легла на землю. А песня еще продолжалась, но теперь она не приближалась, а уже отдалялась от того места, где мы прятались.

      …Ня баимся мы ня пуль и ня снаряд,

      Разобьем мы весь буден-ноский отряд!

      Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!

      Разобьем мы весь буден-ноский отряд!

      Песня затихла. Казаки пересекли наш путь где-то метрах в пятидесяти от нас, но из-за густого кустарника и деревьев мы их не увидели. Только конское ржание, песня и топот копыт.

      – У, гады! – прохрипел комиссар, сжимая наган. – Будь они поближе, попели бы у меня на том свете! Штук пять бы уложил, а там уже и погибать не жаль!

      – Бессмысленно, – сказал я негромко. – Мы правильно сделали. Лучше сейчас их отпустить, а потом, когда нас будет больше, разбить их наголову.

      – Потом?! –