Цветок востока. Янка Рам

ключ… не зайти. Муж не пустит! Наказал так!

      – Вот урод! Садист!

      Вздрагивает.

      – Что?.. Не понимаю.

      – И что – стоять замерзать теперь? Смотри, там снег уже пошёл.

      Опускает глаза.

      – За что он с тобой так?

      – Заслуживала. Как это… язык… Дерзкий?

      – За что? Чёрт…

      Прикасаюсь пальцами к её ожерелью. Оно широким плетёным ошейником охватывает шею и спускается на грудь в декольте. Ледяное!

      Испуганно дёргается от меня.

      – Снимай немедленно! Отморозишь себе всё. Заболеешь! И уши тоже. Серьги.

      – Нельзя… – возмущённо смотрит, прикрывая ожерелье ладонью.

      – Почему?

      – Это… Как это… – хмурится. – Защита отца!

      Всматриваюсь в её глаза, отрицательно качаю головой. Не понимаю.

      – Оно ледяное. Шея, уши. Отморозишь!

      – Нет. Нельзя.

      – Да почему?!

      – Отец любит дочь – дарит. Дорого. Муж может выгнать. И всё. С голоду умереть тогда. А это защита. Надо всегда чтобы на тебе. Домой не зайдёшь, не заберёшь! Только то, что на тебе – твоё. Всё, что в доме – мужа. Кто любит – дарит защиту.

      Показывает по очереди колечки на пальцах.

      – Брат Амир. Амла Саид. Брат Хазир. Тётя Амина… Баба… А это…

      Показывает на колечко – тоненький ободок, выбивающийся по стилю из других. На нём цветочек: пять круглых лепестков, один отломан. Похож на цветок жасмина.

      Мне нравится чай с жасмином, нравится наблюдать, как эти цветы раскрываются в кипятке.

      – …От мамы родной передали.

      – И что – никогда не снимаете эту тяжесть??

      – Если муж не любит. Или… как это… Бах!! – всплёскивает руками. – Взрывается!! Гнев!

      – Вспыльчивый?

      – Да! Нельзя снимать… – отрицательно качает головой. – В любой момент на улице! Беременная можно снять. Не может прогнать. Родила – может.

      – А отец? К отцу вернуться?

      – Как ему забрать?… Нельзя. Выкуп уплачен! А выгнали – плохая жена! Позор. Возьмёт домой – сёстры брать не будут в жены. Люди скажут – такие же!

      – Мракобесие какое-то!

      – Что?… – внимательно смотрит.

      – Откуда ты? Кто по национальности?

      – Аталар – арабы, Иран. Баба – турок. Мама – русская. Я… – пожимает плечами. – Я в Кайсери… живу… жила?

      – В прошлом веке? – вздыхаю я. – В Турции давно уже всё по-другому. Девушки в миниюбках и…

      – Что? Не понимаю.

      – Почему нравы такие суровые? Законы давно сменились.

      – Севджили семьи по-старому живут. Традиции. Низкие семьи как на западе живут. Честь забыли.

      От того, как двигаются её губы, моя голова кружится, и я каждый раз ловлю свой порыв сократить между нами расстояние и попробовать их на вкус. Теряю смысл того, что она говорит, пытаясь унять дрожь, охватывающую меня от её голоса. Он – низкий, ласковый, проникновенный и хрипловатый, когда она говорит спокойно, а когда очень волнуется – звенит, как серебряный колокольчик.

      Захлопываю