Аномалия. Кристина Двойных

большинство моих дней в Особняке. Очередной срез в другой уголок планеты, очередная перепалка с Шейном, очередной тяжелый взгляд от Женевьевы и очередной отчет для Анджелы. Очередная проваленная попытка подружиться с Наной.

      И все-таки он стал особенным, и внезапное осознание этого привело меня в полнейший ужас.

      Потому что я вспомнила про бутерброд с арахисовым маслом, так и оставшийся лежать на полу возле кабинета Анджелы Боттичелли.

      Кнопки и бархат

      В Большом Кабинете мы собирались раз в несколько недель для того, чтобы, как выражался Дмитрий, «подводить итоги». Мы обсуждали каждый обнаруженный срез и морщили лбы над схемами метрополитенов, чертили линии на картах, объединяя входы и выходы срезов, и пытались рассмотреть в этом какую-то систему. Нана усердно фиксировала все, что казалось ей важным, в массивном блокноте на спирали.

      Сам Кабинет выглядел так, словно на дворе все еще стоял девятнадцатый век, и люди умели жить в роскошных интерьерах. Нас окружало красное дерево с эмалевой инкрустацией, бордовая драпировка стен углубляла таинственный полумрак, акцентируя внимание на очередном островке коллекции вездесущих репродукций – нескольких не самых известных картин Рембрандта.

      На большой стене висела карта, отражающая политическое состояние нашей планеты в середине позапрошлого века. Анджела великодушно позволила фиксировать на ней наши рекорды по срезам с помощью цветных канцелярских кнопок. Две мои – синенькие – располагались на территории Австро-Венгерской Империи и Сегуната Токугава. Зеленые кнопки Оскара и желтые Шейна были разбросаны по Европе. Красные кнопки Женевьевы едва покидали пределы восточной ее части.

      Я старалась не смотреть на карту подолгу, хоть она и была безумно красивой, – чтобы не питать собственное тщеславие и не вызывать лишних эмоций у Шейна и Женевьевы. Оскару было не до нашего негласного соперничества, он даже в дискуссиях особо не участвовал, делая быстрые зарисовки у себя в блокноте.

      – Думаю, в этом нет никакого смысла. – Шейн почти что с брезгливостью отодвинул от себя стопку бумаг: последние полчаса мы изрисовывали карту Европы линиями срезов в надежде, что получившийся рисунок укажет на потенциальные направления в будущем. – Все равно будем нащупывать эмпирически, когда Анджела махнет платочком.

      Анджела платочком не махала, но решала, когда нам выходить охотиться на новые маршруты.

      – Даже эмпирический подход можно использовать с умом, – возразила Женевьева, почти не открывая рта. Оскар рисовал ее портрет, и, заметив это, она старалась не шевелиться.

      – Зануда.

      Шейн откинулся на спинку кресла таким резким движением, что следом я ожидала как минимум закинутых на стол ног. Но нет, мы все здесь были приличные.

      – Вы высказали очень интересную теорию, – напомнила Нана, пытаясь вернуть нас к цели собрания. – Если окажется, что по уже обнаруженным срезам можно определять новые возможности, это будет большой прорыв.

      Она оглядела всех с такой надеждой, что мне стало